Глава 5
Амин
– Проклятье!
Стакан с подтаявшим льдом полетел в стену. Оскалившись, я выругался снова. Телефон оказался в руках сам собой.
– Захар, – рявкнул я в трубку, – ко мне в кабинет!
Бледно розовый рассвет только-только занимался. Несколько минут назад прозвучал призыв на утреннюю молитву из мечети, находящейся в деревушке ниже по склону. Но его я проигнорировал, как и те, что были до. Во мне давно не осталось веры ни в одного из людских богов.
– Принеси крепкий кофе, – отдал я приказ появившейся на пороге горничной. – Чёрный, без сахара.
Она склонила голову. Знала – я ненавижу, когда женщина её статуса позволяет себе поднимать взгляд.
– Как всегда, – ответила она тихо, но я всё равно поморщился. И виски был ни при чём.
Проклятая тварь! Глаз я так и не сомкнул. Сперва не мог отделаться от ощущения прохладной шелковистой кожи под пальцами и навязчивого запаха жасмина, потом от гнетущих мыслей.
– Нет. – Я скривил губы, заметив, как на мгновение она подняла голову и глянула на меня из-под ресниц. – Не как всегда. Двойной чёрный кофе с кориандром и имбирём. Рядом сливочный сахар. Поняла?
– Да, – горничная поклонилась чуть ли не до пола.
Я живо представил на её месте другую девчонку. Забавно было бы понаблюдать за ней в роли служанки. Что-то подсказывало, что проще бы было выколоть ей глаза, чем убрать из них огонь и заставить смотреть в пол.
Только Зарима исчезла, в кабинете появился Захар. Судя по виду, ему, в отличие от меня, удалось урвать пару часов сна.
– Я хочу знать, что моя жена делала в питомнике, – сказал я резко. – Если кто-то прикасался к ней, я хочу знать, кто именно. Всё, от и до.
Захар выслушал молча. Когда я закончил, он прошёл в кабинет и положил на стол шкатулку, которой до этого я не придал значения.
– Личные вещи вашей жены, – ответил он на вопросительный кивок. – В машине остальное. Но я посчитал, что это самое важное.
Я открыл шкатулку. Перевернул. На стол высыпались бабские погремушки. Серьги, браслеты. Бусы из бирюзы, лунный камень и старый, потемневший браслет из серебра. Ещё один – с подвесками.
– Сука, – процедил я, взяв его.
Браслет, принадлежавший Лейле. Маленький ключик, серп полумесяца, цветок с бриллиантовой сердцевиной и крохотный кинжал с рубином. Его я повесил сам, когда узнал. Последняя из подвесок.
Я сжал браслет в кулаке.
– Можешь отдать остальное Сабине. Подумав, я забрал бусы из бирюзы. Положил в карман, добавив: – Вдруг решит удавиться. Такой радости я ей не доставлю.
– Что делать с остальными вещами? Принести в вашу спальню?
– Оставь в подвале, – ответил я, подумав. – Пусть заслужит. Придётся дрессировать её, как блохастую псину. Спляшет на задних лапках – получит кусочек. Не спляшет – придётся довольствоваться тем, что есть.
Захар усмехнулся уголками губ. Такое право было только у него, другой бы поплатился за усмешку. Но Захар был исключением, и три года поисков дались ему нелегко.
– Моя жена принадлежит только мне, – отчеканил я. Усмешкам не осталось места. – Только я имею право прикасаться к ней. Так было, есть и будет. Выясни всё, Захар. Если кто-то трогал мою жену, его нужно убрать. Никто не должен сомневаться, что она только моя.
– Я всё понял, Амин. Дайте мне немного времени.
– В этом случае время может обойтись мне дорого. Держи это в голове.
– Вам не нужно беспокоиться. Я знаю, что такое репутация и честь.
– Честь… – я перевёл взгляд на горничную. Она тут же склонилась в поклоне. Дождалась молчаливого позволения поставить поднос и исчезла. Я отпил кофе. – Честь… – повторил я задумчиво. Взял кусок сахара и мокнул в кофе. – Мне неважно, как ты будешь действовать, неважно, сколько нужно денег. Если её кто-то трахал, он должен получить за это пулю. – Ещё один глоток крепкого, пряного, чёрного. Сливочная сладость сахара, взгляд на начальника службы безопасности. – Или не пулю… На твоё усмотрение. Сабина сказала, что я живу по первобытным законам. Знаешь, Захар, в них есть своя прелесть. Брат за брата, кровь за кровь. Жизнь за смерть.
Последнее относилось только к нам с Сабиной, и Захар, вне сомнений, понял это.
– Я всё сделаю лично, Амин. Можешь быть спокоен.
Сабина
Амин не соврал. К утру стало ясно, что спокойных ночей в моей жизни больше не будет. Не будет до тех пор, пока я нахожусь рядом с ним. В его доме, в его власти, что по сути равносильно рабству. Пока я его жена. Лёжа на диване в кухне, я неотрывно смотрела на кольцо. Если бы это помогло, я отрезала бы себе палец вместе с ним, лишь бы получить свободу. Да только пальца для этого было недостаточно.
Опасаясь нарваться на Амина и его людей, умылась я прямо в кухне. Как раз вовремя – вошедшая в кухню девушка остановилась, в замешательстве уставившись на меня.
– Доброе утро. – Я постаралась придать голосу уверенности. – Ты горничная Амина?
– Да, – голос у неё был тихий, спокойный.
Выглядела она скромно: длинные, убранные в косу волосы, тёмно-синее платье в пол с рукавами, закрывающими локти. Но взгляд цепкий, умный. Кольцо стало первым, на что она обратила внимание. Только потом на одежду и серьги у меня в ушах. За проведённое в питомнике время я насмотрелась на разных девочек. Эта была из тех, кто воспринимал каждого человека через призму статуса и угрозы. Пока я оставалась для неё загадкой: кольцо и платье не вязались со внешним видом.
– Он уже встал?
– Простите, вы кто? – вопрос прозвучал вежливо, но стало ясно – не ответив, я не получу ответ на свой.
– Жена Амина. Он не предупредил?
В глазах девушки появилась подозрительность, настороженность стала заметнее. Жена Амина. Прозвучавшие вслух, слова обожгли горло, язык, сознание. До этого я ещё пыталась гнать от себя правду, больше в этом смысла не было.
– Занимайся тем, для чего пришла. На меня можешь не обращать внимания.
– Как скажете.
Она принялась варить кофе. Я наблюдала, что она делает, стараясь запомнить мелочи. В верхнем ящике справа кофе и чай, дальше – сладости и приправы. Чтобы выжить, мне предстояло стать послушной жертвой. В сердцах некоторых людей нет места сочувствию и теплу. Нет места жалости, а любви тем более. Сердце Амина – самое чёрное из всех сердец.
Только горничная ушла, я намочила полотенце холодной водой и прижала к коленке. Кожа была содрана, но сегодня я, к удивлению, могла наступать на ногу. Аптечка так и лежала на столе. Перемотав ушиб эластичным бинтом, я открыла заднюю дверь, но на улицу не вышла. Солнце окрашивало утро яркими тонами, только избавить меня от внутреннего страха это не могло. Не успокаивало ни пение птиц, ни свежий горный воздух.
Закрыв глаза, я представила радугу из трёх цветов: белый – нежность, зелёный – жизнь, красный – любовь. Протянула мысленную ниточку от одного сердца к другому и, вздохнув, шепнула:
– Когда-нибудь…
Шёпот пролетел над поляной и затих. Отойдя от двери, я вылила в чашку остатки кофе и задумалась. Ночью я ждала появления Амина, но он не пришёл. Ни затем, чтобы запереть меня в одной из спален, ни затем, чтобы затащить в свою. Решил, что приду первая? Или что спрошу, какая из комнат отведена мне в качестве камеры? Я бы спросила, если бы не была уверена – ответ раскалённым железом вплавится в сердце. Ненависть Амина не знает границ, а её проявление подконтрольно только его изощрённому разуму.