2

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Шайна Тарс

Во сне было легче. Во сне всегда легче. Там ты — не совсем ты, а словно сторонний наблюдатель, какая-то невидимая в прошлом субстанция, разлитая в воздухе. Иногда мне казалось, что у меня есть тело, я могу бегать, прыгать, шагать или плакать, но на самом деле это была просто иллюзия.

Теперь же, после последнего сна о Триш, когда я проснулась и села на постели, плакать захотелось по-настоящему. От боли и разочарования.

Я всегда считала маму самой лучшей. Самой доброй, самой справедливой, самой красивой, самой великодушной, самой талантливой. Я боготворила её.

А теперь оказывается, что моей мамы никогда не существовало на свете. Существовала Триш Лаира, которую я не могла боготворить. И все мамины поступки теперь виделись мне иначе.

Она была странствующим магом, потому что скрывалась от кого-то, кто её искал. Я не знаю, был ли этот «кто-то» плохим, но Триш Лаира точно не была хорошей.

Она так и не попросила прощения у Эмирин. Только нашла девицу, которой был не нужен собственный ребёнок, и назвала этого ребёнка именем Шайна. Это имя когда-то выбрала Эмирин для своей девочки. А теперь его носила я. И если Триш могла думать, что это похоже на извинение, то мне так совсем не казалось.

Моя мама — трусливая предательница. Вот и всё…

Я встала с кровати, медленно оделась и вышла в коридор. Было два часа ночи, и я не подозревала, куда хочу пойти. Только бы не лежать на одном месте… и не видеть сны.

К Норду? Нет. Опять плакать в его присутствии? Он и так наверняка обо мне невеликого мнения.

К Эмирин. Да, точно. Решение вспыхнуло во мне новорождённой звездой, и я решительно зашагала по коридору. Я совершенно не помнила, где находится её комната, но знала, что академия меня обязательно приведёт куда нужно.

Однако я совершенно забыла о том, что у академии могут быть свои понятия о том, что мне нужно. И, свернув в очередной коридор, я буквально грудью врезалась в магистра Дрейка Дарха.

Несколько секунд он смотрел на меня вытаращенными глазами, как будто я была привидением, а потом схватил за плечи, чуть приподнял над полом и прошипел прямо в лицо:

— Шайна, вы с ума сошли? Ходить по коридорам ночью категорически запрещено!

— Ну вы же ходите, — брякнула я язвительно, и он слегка побагровел. Поставил меня обратно на пол, но плечи не отпустил, только чуть ослабил хватку.

— Куда вы направлялись? Правду, Шайна!

Я и не собиралась лгать. Думаю, этот ответ был единственно возможным для меня в подобной ситуации.

— К профессору Аррано.

Дрейк прищурился.

— Зачем?

Ага, так я тебе и рассказала.

— По личному делу.

— Сейчас два часа ночи! — он так рявкнул, что я даже подпрыгнула. — Какое, к кхарртам собачьим, личное дело! Если вам плохо, идите в лазарет! Всё остальное может подождать до утра!

— Не может! — я, к своему удивлению, тоже заорала. — Не может! Мне очень нужно к Эмирин! Пожалуйста!! Очень нужно…

Закончила я на более низкой ноте, если не сказать — хриплой, внезапно осознав, что стою посреди коридора академии ночью и ору на собственного куратора.

— Нет, — ответил Дрейк твёрдо, но уже не громко. — Я не пущу тебя к Эмирин. Пошли. Со мной поговоришь о своём личном деле.

Он взял меня за шкирку, как кошки носят своих котят, и куда-то потащил. Я еле успевала ноги переставлять, поминутно спотыкалась, кажется, даже что-то говорила, но магистр не слушал.

Потом перед глазами появилась хорошо знакомая дверь его личной комнаты, а через секунду я уже сидела в кресле перед столиком, а Дрейк наливал мне какой-то алкоголь прямо в чайную чашку.

— Спасибо, я не…

— Будешь, — категорично ответил он и бухнул её на стол передо мной. — Судя по твоему состоянию, тебе это очень нужно.

— Но в академии же запре…

— Под мою ответственность.

Я хмуро поглядела на него исподлобья, взяла в руки чашку и сделала глоток. Крепкий алкоголь моментально ударил в голову, и не только туда — я даже закашлялась.

— Не нравится? Может, тебе чаю сделать? Наверное, тебе лучше запивать эту дрянь.

— Её лучше вообще вылить, — буркнула я, а магистр вдруг улыбнулся.

— Возможно. Ну рассказывай, что у тебя там за личное дело, которое не могло подождать до утра.

Я молчала, только вертела чашку в руках. Сама она была белой, а внутри — коричневой, как всегда бывает с чашками, если их плохо мыть после чая.

Наверное, я смотрела туда слишком долго, потому что Дрейк вдруг сказал:

— У меня всю жизнь было не очень с бытовыми заклинаниями. Извини уж. Но в этой эльфийской перцовке такой градус, что ты точно ничем не заразишься.

— Эльфийская перцовка?..

— Да. Никогда не слышала?

Я помотала головой.

— Не удивительно. Она не очень популярна среди людей, и даже эльфы не все её любят. Я раньше не любил, а лет десять назад вот пристрастился, — он хмыкнул. — Она, знаешь ли, хорошо мозги от лишних мыслей прочищает.

Да, алкоголь мог помогать ослаблять вспышки метки проклятья. Совсем немного, и не всегда. И не всякий алкоголь…

— Тебе что-то приснилось? Эмирин говорила мне, что тебе снятся не очень приятные сны.

Я вздохнула, поднесла чашку к губам и сделала ещё глоток. Жуткая гадость…

— Скажите… магистр… — пробормотала я, с трудом переводя дыхание. — Могу я задать вопрос…

— Конечно, Шайна.

— Вы… вы ведь знали Триш Лаиру?

Кажется, он не ожидал подобного вопроса.

— Знал.

— А… можете рассказать… каким человеком она была?

Дрейк задумчиво смотрел на меня несколько секунд, как будто сомневаясь, стоит ли продолжать разговор, но всё же ответил.

— Это сложный вопрос, Шайна. Я расскажу тебе кое-что, ладно? То, что помню лучше всего. А выводы ты будешь делать сама.

Однажды Триш нашла в Арронтаре умирающую лань. Эта лань была обречена, там даже Эмирин и Нарро были не в силах помочь. Но у неё были три маленьких оленёнка. И Триш целую ночь просидела с этим животным втайне от Эмирин, чуть не угробила себя, но спасла лань. Потом две недели с постели не вставала, но ужасно радовалась.

Я шмыгнула носом. Дрейк на какое-то время замолчал — пошёл наливать чай. Через минуту протянул мне полную кружку горячего и очень ароматного напитка, сделал глоток из своей чашки и продолжил:

— Позже… примерно через год… она страшно поссорилась со своим братом Эдрианом. Он любил эксперименты, а Триш терпеть не могла, когда он ставил их на животных… И каждый раз возмущалась. Но тогда — сильнее всего. Всю лабораторию ему разнесла, а сам Эдриан дня три потом мазью от ожогов мазался — Триш его чуть в огне не спалила. Когда ей было шестнадцать — она в то время училась уже на втором курсе академии и проходила практику в городской больнице — она подружилась с одной девочкой, которая лежала в отделении патологии. Знаешь, что это?

Конечно, я знала. Именно в отделении патологии умирала Эрли, дочь матушки Розы и моя лучшая подруга. Его ещё называют «отделением для безнадёжных».

Человек, умирающий от магической болезни, но невосприимчивый к магии… Это большая редкость.

— Знаю.

— Та девочка уже не могла ходить и полностью облысела. Триш постоянно бегала к ней на этаж, носила ей еду, рассказывала весёлые истории, подбадривала. И когда она умерла, Триш даже заявила Эмирин, что раз так, она больше не будет заниматься магией. Эмил, конечно, уговорила её, но с большим трудом.

Представляю, насколько это было трудно, учитывая упрямство моей мамы.

— А когда Триш первый раз пригласили в качестве гостьи на бал в императорский дворец... Заметив, что одна молоденькая графиня строит глазки наследнику, она сделала её юбку прозрачной. И все могли лицезреть симпатичные кружевные чулочки. Был страшный скандал, Эмирин с ней несколько дней не разговаривала. Но потом они, разумеется, помирились. Только император сказал, что «это чудовище на балу больше появляться не должно».

Я улыбнулась, вспомнив ботинки под платьем. Балы и Триш, видимо, вещи несовместимые.

Как я и балы. Хоть что-то я унаследовала от мамы…

— Шайна… — Дрейк говорил медленно, словно подбирая слова. — Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, Триш не была плохим человеком. У неё было большое и очень горячее сердце. А горячие сердца иногда сжигают не только себя, но и других.

Я отвела взгляд.

— Я знаю, это сложно… Но тебе нужно принять её такой, какой она была, а не такой, какой ты её себе представляла. Триш Лаира не была идеальной, Шайна.

Я закусила губу. Идеальной… На мой взгляд, она совершила непростительный поступок. При чём здесь идеальность?

— Как вы думаете… зачем она назвала меня Шайной?

Это было рискованно, но вряд ли, откровенничая со мной, Дрейк не понимал, почему я задаю все эти вопросы. И я не ошиблась. Он ни капли не удивился, просто сделал глоток чая и покачал головой.

— Я думаю, что тебе лучше самой ответить на этот вопрос. И ты сможешь это сделать, если хорошенько подумаешь.

Я кивнула. Пусть будет так.