ГЛАВА 6

— Ну и чего ты так испугалась? Думаешь, мы сейчас поставим тебя раком и трахнем во все щели? И никто тебе не поможет, даже если будешь кричать? А кричать ты будешь, очень громко кричать. Может, позовем еще и капитана?

— Какого капитана?

— Пилота нашего немерено дорогого самолета.

— Нам в этом деле нужен пилот?

— Ну, кто знает, а вдруг нашей стюардессе двоих уже мало.

Мужчины тихо переговариваются между собой, продолжая зажимать меня между своих тел, ни на миллиметр не двигаясь с места. Я чувствую их дыхание, жар, вибрацию голоса и издевку в нем.

— Думаешь, она такая испорченная?

— Не думаю, но пилот смотрел на нее, словно она раз ему дала, а потом пожалела, отлучив от тела. Это так, птичка? Кинула мужику косточку, а он только понюхать успел, и тут же отобрала.

Молчу.

Кусаю губы, сжимая мокрые ладони в кулаки. Зачем ему мой ответ, когда он и так все знает лучше меня.

Психолог херов.

— Чего ты боишься, К-р-и-с-т-и-н-а?

Опускает взгляд на мой золоченый бейджик, четко по буквам выговаривая каждую букву имени. Руки Артёма застыли в районе талии, а для меня вообще остановилось время.

— Я не боюсь.

Отвечаю тихо, не в силах оторваться от зеленых глаз мужчины. А ведь он прав, я не буду кричать от страха «караул» и «помогите», я буду кричать совсем по другому поводу.

Или нет? Интересно, насколько велика моя шкала испорченности?

Как я себя поведу через несколько секунд, если он поставит меня раком на эти сумки, сдернет юбку и просто трахнет? А ведь если он захочет это сделать, он сделает, и вот в это я верю.

— Смелая, да?

— Нет. — Мой слишком быстрый ответ.

— Не может быть. А как же стюардессой стала?

— На слабо взяли.

Мужчина искренне смеется, запрокидывая голову, показывая ровные крепкие белые зубы. Делает шаг назад, давая спокойно вздохнуть, перестает давить на мою волю своей энергетикой.

Никогда не была смелой, первый год крестилась и молилась, когда ступила на трап самолета и когда тот взлетал, набирая высоту. Страшно именно тогда, в полете об этом не думаешь, просто нет времени. У меня была цель, она и сейчас есть, поэтому нужно запихать свой страх, гордость, амбиции в задницу и просто делать свою работу. Делать лучше других.

Но у меня никогда не было вот таких хреновых ситуаций. Мать ее, отвратительно хреновой ситуации.

Мужчины, пассажиры джета, которых мне приходилось обслуживать, предлагали с ними выпить, шутили, делали комплименты, звали на свидание по прилете. Просили телефончик и предлагали подвезти, давали щедрые чаевые в конверте. Но никто так откровенно не прессовал меня.

— Все, иди работай, а то не пожрать, ни потрахаться.

— Шульгин, тебе лишь бы пожрать и потрахаться.

— А тебе нет?

Тот, что стоял сзади и упирался в мою поясницу своим стояком, сказал это с неким сожалением, отошел, а я пошатнулась на каблуках. И зачем только их надела?

— Классная задница, я обязательно ей займусь. — Вот он снова прижался, резко дергая меня на свою грудь, сказал в самое ухо, проведя по нему языком, и снова отпустил, шлепая по ягодицам.

Вот же тварь какая.

Две твари.

Такое ощущение, словно об меня вытерли ноги, потом встряхнули, как половую тряпку, и снова вытерли, а ведь по сути ничего еще не было.

Это ни хуя не сексуально и не эротично. Внутри всю колотит, но я держу лицо, натренированное годами, выдавливаю из себя улыбку. Цепляюсь взглядом за татуировки на груди и правом плече мужчины, чтоб только не смотреть в его зеленые оценивающие меня и мое поведение глаза.

Там невероятная картина: Зевс, бог-громовержец, окруженный тучами, держа в руке молнию, хочет метнуть ее вниз. Немного зависаю, рассматривая тонкие штрихи на гладкой коже, это вполне можно назвать произведением искусства, все очень детально и реалистично. Суровое лицо Зевса, мощный кулак, сжимающий молнию, все словно карандашом невероятно красиво и талантливо прорисовано.

— Нравится?

Это он меня спрашивает?

— Через двадцать минут будет обед. Позвольте, я достану свежие полотенца, — игнорирую вопрос.

Тот, кто обещал заняться моей задницей на десерт и кого называли фамилией Шульгин, снял пиджак, прошел мимо в уборную, закатывая рукава рубашки. Зеленоглазый посмотрел на расстегнутую сумку, снова на меня, улыбнулся так мерзко, а я реально пожалела, что посмотрела в ту сторону.

— Ты что-то видела?

— О чем вы?

— Хм, я не ошибся, ты неглупая девочка.

Я совсем не такая, я дура, каких надо еще поискать. Кристина Сергеевна Любимова, вы дали в клубе двум мужикам, а теперь расхлебывайте то дерьмо, которое так смачно замесили.

Разворачиваюсь почти на ватных ногах и ухожу в сторону бара, на автопилоте достаю ланч-боксы, подогреваю, что надо подогреть, сервирую стол. Во мне за эти минуты умерло хуева куча нервных клеток, мотыльки забились в угол, судорожно вздрагивают крылышками. А та самая скромная девочка с любопытством ждет, что же будет дальше.

А ни хрена не неглупая, как он решил.

Неглупая бы не трахнулась сразу с двумя мужиками в тесном привате клуба. Неглупая бы не вышла замуж в двадцать один год за мудака. Единственное, что я сделала пока неглупого в своей никчемной жизни, это развелась с этим мудаком не через двадцать лет, а через пять, послав его и его ебанутую мамашу кобыле в трещину.

Как ни странно, но мысли о бывшем и его мамаше давали ощущение почвы под ногами, а точнее, лютая неприязнь к ним стимулировала совершать трудовые подвиги.

Заметалась по салону, стараясь не смотреть на мужчин, расставляя тарелки и приборы.

— Артём, что, без этого никак, да?

— Громов, отъебись.

Странно, у них бывают в чем-то разногласия? Летают вместе, я так понимаю, работают вместе, и баб тоже ебут вместе. Такая сплоченность и идиллия. Да и зачем заморачиваться на двух девушках, когда можно прекрасно трахать одну?

Про то, что видела в сумке, не хочу даже вспоминать и думать, иначе моя фантазия разыграется по полной. Она у меня очень богатая.

— Я тебя прошу, только давай при Якуте без всего этого и твоих дебильных шуток.

— Когда это я дебильно шутил?

— Постоянно, а еще умничаешь. Якут простой как валенок, он не оценит и не поймет твоих интеллектуальных высеров.

— Хорошо, уговорил.

Наглый Артём громко засмеялся, настроение его явно улучшилось. Громов явно был чем-то очень недоволен, не хочу даже думать чем. Лучше мне ничего не видеть и не слышать больше никогда. Блузка все еще влажная, липнет к груди, мельком бросаю на себя взгляд в зеркало— вид совершенно чумной, приглаживая волосы, тру полотенцем по мокрой ткани. Да к черту, высохнет и так.

— Если еще что-то будет угодно, чай, кофе, напитки, я принесу.

— Громов, а что за дрянь ты пил в том клубе?

Они теперь сидят за столом, оба расслаблены и вполне довольны жизнью, пожалела, что не припасла снотворное, так бы подсыпать в чай и пусть спят до Сахалина.

— Я помню только вкус губ нашей птички. А еще как она лихо подмахивала, насаживаясь на мой член.

Мне что, уже дали прозвище?

— Ты помнишь тот коктейль? — Игорь обращается ко мне.

— Да, «Гимлет»: джин, сок лайма, цедра лимона и лед.

Мужчина удивленно вскидывает брови, но в том, что я знаю практически все коктейли, нет ничего удивительного. Я обязана их знать, а также разбираться в напитках, и все это чтобы угодить клиенту.

Делаю два коктейля, смотрю на часы, осталось четыре часа полета, надо бы поесть самой и накормить пилотов. А еще у меня слабая, но все-таки надежда, что пассажиры забудут обо мне.

Как бывает очень часто, я ошибалась.