Глава 3 Маргарита

Остаток дня странная просьба Дороховой не выходила из головы. Это ж надо додуматься до такого, чтоб попросить шпионить за собственным шефом только потому, что у нее есть на него личные планы?

Нет, она точно чокнутая. Как я раньше этого не замечала?

С другой стороны, если брать в расчет ее обещания помочь перебраться на двенадцатый этаж, то можно было и согласиться. Но зная, какая Эльвира стерва, как может обмануть и подставить, этого делать не стоит.

Да и вообще, она всего лишь секретарь. Что и кому она может шепнуть? Чтоб только недавно устроившуюся сотрудницу с опытом работы кассиром в мини-маркете и бухгалтером для нашей соседки взяли на хорошую и ответственную должность? Тут на красный диплом смотрят во вторую очередь, а в первую – на опыт работы, которого, естественно, у меня практически нет.

Но дальше мне думать много о личном не дали. Начальница принесла новую кипу бумаг из архива, которые нужно было перепроверить. Уже после работы домой не спешила, выйдя из офиса, решила пройти через парк. На детской площадке было много ребятишек, родители сидели на скамейках, давая своим чадам вдоволь порезвиться перед ужином и сном.

Замедлила шаг, вспоминая, как мечтала, встречаясь с Эмилем, какая у нас будет большая семья, обязательно два мальчика – защитники и помощники, и девочка – настоящая принцесса и красавица.

Но не всем мечтам суждено сбываться, в моем случае – ни одной. За полгода я, конечно, настроила воздушных замков, нарожала вымышленных детей, даже на море отдохнуть съездила всей воображаемой семьей.

Глупая такая.

Взгляд зацепился за одну девочку, она сидела на скамейке, просто смотрела на площадку, не играла и не бегала. Рядом с ней был молодой мужчина в строгом костюме, он также смотрел по сторонам, словно выполнял свою работу. Девочка была такая милая и грустная, что ее хотелось рассмешить и развеселить.

Светлые распущенные чуть вьющиеся пряди, джинсы и полосатая кофточка. Я еще подумала, что очень странно ее одели и совсем не прибрали волосы. Мужчина что-то ей сказал, она лишь кивнула, дальше меня отвлек телефон, который разрывался звонком на дне сумки, долго искала, а когда нашла, не захотела отвечать.

Эмиль.

И почему я не удалила и не заблокировала его номер?

Потому что такое же глупое сердце, как и его хозяйка, все еще надеется, что он вернется, что приедет просить прощения. За то, как подло поступил: бросил меня, всего лишь написав сообщение. Это просто в голове не укладывается, одно смс – и мы больше не вместе.

– Алло.

– Привет, Маргаритка.

– Что ты хотел?

– М-м-м, как грубо, тебе не идет быть такой.

– Мне идет быть брошенной любимым парнем месяц назад по телефонному сообщению.

Эмиль вздохнул, так и представила, как закатил глаза, при этом постукивая пальцами по любой поверхности, он всегда так делал, когда ему что-то не нравилось. Я целый месяц отвыкала от его звоночков, наших встреч, сильных рук, жарких поцелуев.

Целый месяц лила слезы по ночам в подушку и сдерживала себя, чтоб не позвонить и не поехать к нему самой узнавать, почему он так поступил? Потому что, как говорила мама, нужно иметь гордость и не бегать за козлами, они не стоят этого, а уж тем более слез.

– Нам нужно встретиться.

– Зачем? Хочешь сказать, что ты поступил как последняя скотина и попросить прощения?

– Тут такое дело, помнишь, я подарил тебе брошь своей матери?

Эмиль никак не прокомментировал мой вопрос, а брошь я прекрасно помню: красивая, с россыпью разноцветных камней, восточный орнамент и, как говорил мой бывший парень, очень старинная.

Он рассказал целую легенду о том, что старший мужчина в семье вот уже несколько поколений дарит ее своей любимой, той, что будет рядом всегда. Господи, я слушала развесив уши, и верила тогда каждому его слову.

– Ты хочешь, чтоб я тебе ее вернула?

Не дождавшись вопроса, сама задаю его. Сжимаю ладонь в кулак, больно впиваясь ногтями в кожу. Эмиль молчит, только тяжело дышит в трубку.

– Да что ты за мужик, который ничего сказать и объяснить толком не может? Пришло время дарить ее той самой, единственной? А у нее тоже также через какое-то время заберешь?

– Маргарита, все совсем не так, я не должен был дарить ее тебе, мать кинулась искать, спустила на меня всех собак. Хочешь, я взамен привезу тебе другую?

Слезы потекли по щекам, сажусь на скамейку, прохожие смотрят с жалостью, а в груди такая боль, словно там ковыряют тупым ножом. Кого не предавали, тот не поймет.

– Мне ничего от тебя не нужно, приезжай вечером, я все верну.

Отключаюсь, сжимаю телефон в руке со всей силы. Да, мама была права, мужчины не стоят наших слез, а мы все равно их льем. Совсем забыла про грустную девочку, обернулась, но ее уже не было на месте. Немного посидев, надела солнцезащитные очки, пошла на остановку, в набитом людьми автобусе доехала до дома.

– Марго, это ты?

Мать называет меня именно так, считая, что имя Маргарита, что дал мне отец, которого она ненавидит вот уже пятнадцать лет, слишком бесхребетное и мягкое. А с детьми как с кораблем – как назовешь, так и поплывет. «Марго» звучит грубо, резко, но, по ее мнению, его носит априори сильная женщина.

Сильная женщина из меня все никак не получается, хоть как назови.

– Да, мам, это я.

Разувшись и бросив сумку на пуфик, иду на ее голос. Одна из комнат нашей и так небольшой трешки отведена под студию, мама там пишет картины, она у меня художник. Натура творческая и, соответственно, непостоянная, а вот что в ней неизменно – это воспитывать свою дочь двадцати четырех лет и поливать моего отца грязью.

Мама сидит за мольбертом, лучи уходящего солнца падают на ее четкий профиль, в руках мундштук, она одета в халат из красной парчи, на голове яркий тюрбан, на лице – задумчивость. В пепельнице тлеет сигарета, она не курит, но очень любит дым дорогого табака.

Она у меня красивая женщина с редким именем и отчеством Матильда Феликсовна, ей всего пятьдесят, но всем говорит, что тридцать пять. Короткая стильная стрижка, татуировка на спине и свое мнение на все. Просит называть себя по имени, но меня выдает за дочь, хоть на этом спасибо.

– Как дела у рабочего класса? Ты плакала? А ну, подойди ближе.

Мама, оторвавшись от мольберта, замирает с кистью в правой руке, осматривает меня цепким взглядом. Мое рвение в старших классах к математике и экономическим наукам ее удивило, но это мне давалась легче всего, рисовать я не умею совсем.

Матильда говорила, что это все от моего подонка отца, который бросил нас, когда мне было девять лет, и укатил в столицу за лучшей жизнью. Видимо, он устал жить с творческим человеком, его можно понять, я сама устала и хочу уже вырваться из-под опеки и нравоучений.

– Кто обидел мою славную девочку? Снова тот козел звонил? Угадала? Чего хочет?

– Не начинай.

– Да, чего это я учу родного ребенка уму разуму? Жизнь научит, но учти Марго, она суровее жестче меня.

Мама может не стараться, я это и так уже поняла.