Глава 1 (часть 2)

3

В кабинете директора царил идеальный порядок. Спартанская обстановка: большой стол, пара коричневых кожаных кресел, металлический шкаф и стеллаж с книгами и медицинскими журналами, некоторые из которых даже не были вынуты из упаковочной плёнки. Стены обиты панелями из светлого дерева. На стене позади стола висели два светильника – опустившие голову бутоны хрустальных колокольчиков. В углу сох раскрытый зонт, с которого стекали капли первого осеннего ливня. В одном из кресел лежала сумка для ноутбука. Никаких украшений: ни фотографий, ни статуэток, ни других приятных мелочей.

- Присаживайтесь, - Херш кивнул на пустое кресло. – Горячительного на работе не держу, но могу угостить вас чаем или кофе.

Антон слегка опешил от дружелюбия директора.

- Вы со всеми пациентами так себя ведёте? Приглашаете к себе? Предлагаете напитки?

- Конечно, нет, - хмыкнул директор и пристально посмотрел на Антона. – Но давайте на чистоту, вы ведь не пациент и вряд ли им станете.

- Почему вы так решили?

- За свою жизнь я насмотрелся на душевнобольных. Видел сотни людей с различными психическими отклонениями и могу со всей уверенностью заявить, что сейчас передо мной стоит очень усталый, но точно не нуждающийся в услугах нашей клиники человек.

Антон напрягся. Почти тоже самое сказала ему медсестра на посту в холле.

- А привёл я вас сюда, потому что чрезвычайно любопытен, - ответил Херш на немой вопрос, застывший в глазах гостя. - Мне интересно, что на самом деле побудило вас к нам обратиться?

Антон вздохнул. Он подозревал, что сойти за психа ему вряд ли удастся, поэтому у него был запасной план. Так себе план, если честно, но всё-таки. Он сел в весьма удобное кресло, побарабанил пальцами по дипломату и сказал:

- Кофе.

Директор удивлённо уставился на гостя, потом расхохотался.

- Вы не против растворимого?

- Только за.

Херш открыл шкаф, выудил оттуда две чашки с чайными ложками, банку кофе, сахар в кубиках и электрический чайник. Когда кабинет наполнился густым ароматом кофе и директор устроился в кресле, переложив сумку для ноутбука на пол, Антон произнёс:

- Вы абсолютно правы. Я вполне здоров во всех отношениях.

Херш кинул в чашку два кубика сахара, и, помешивая ложкой кофе, покрутил свободной рукой, призывая Антона продолжать.

- Я журналист. Хочу написать о жизни психиатрической клиники изнутри. О том, какого это - быть психом.

- У нас таких людей называют душевнобольными, - поправил директор.

- Конечно, простите.

Херш досадливо нахмурился, как преподаватель музыки, сначала увидевший молодую смазливую абитуриентку, а потом услышавший её противное безобразное пение.

- Если честно я разочарован. Вы думаете, что такая светлая мысль пришла в голову только вам, и никто до этого не писал подобные статьи?

- Понимаю, что не совершу революцию в журналистике, но я работаю в мелкой газетёнке, название которой вам скорей всего даже неизвестно, и надеюсь, что эта статья поможет мне сделать прыжок по карьерной лестнице, ну или хотя бы пару шагов.

- Что ж, похвальное рвение, - Херш отхлебнул кофе. – Давайте так: возьмите у меня интервью. Я отвечу на все интересующие вас вопросы, а вы напишите эту вашу судьбоносную статью.

- Нет, я хочу поведать о том, как живётся людям в стенах лечебницы, скажем так, из первых уст.

- Если я вам об этом расскажу - мне вы не поверите?

Антон неопределённо пожал плечами.

- Значит, твёрдо решили примерить на себя шкуру душевнобольного?

- Да.

- Ну, а мне что с того? – спросил Херш.

Антон растерялся, от прямоты директора.

- Статья… Я напишу про вашу клинику. Своеобразная реклама.

Херш хохотнул.

- Таким заведениям, как это, реклама не нужна. В отличие от вас в наши двери редко кто входит по собственному желанию. Обычно пациенты поступают обездвиженные, в смирительных рубашках, накачанные успокоительными. Наши постояльцы страдают тяжёлыми хроническими заболеваниями. Для большинства из них лечебница становится последним пристанищем.

Херш задумчиво посмотрел в окно, в которое было видно левое крыло лечебного корпуса клиники – прямоугольная четырёхэтажная серая коробка с зарешёченными окнами. Из своих изысканий Антон знал, что на втором и третьем этажах находились отделения для хроников, не представляющих особой опасности для себя и окружающих. На четвёртом этаже располагались изоляторы и палаты для буйных пациентов. А первый занимали учебные классы, лаборатория, функциональные и врачебные кабинеты.

Соединённые между собой надземными переходами три корпуса клиники напоминали чуть кривобокую букву «П». Переходами уже давно не пользовались. Они находились в аварийном состоянии и при большой нагрузке могли попросту обрушиться. Перекладиной между мужским и женским корпусами служило двухэтажное административное здание. Территория клиники была огорожена от внешнего мира высокой стеной из красного кирпича, поверху которой вилась спиралью колючая проволока. Во внутреннем дворе раскинулся небольшой запущенный парк с асфальтированными дорожками, беседкой, скамейками и круглым давно неработающим, засоренным фонтанчиком.

- К тому же вдруг вам не понравится наше гостеприимство, - хитро улыбнулся директор. – И вы напишите что-нибудь, что выставит меня или клинику не в лучшем свете.

- Я дам вам почитать записи, и вы сможете их отредактировать.

- А как же нести читателям свет истины? Вы сами себе противоречите.

Херш откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе.

- Если вам больше нечего мне предложить, то допивайте кофе и попробуйте счастья в какой-нибудь другой клинике. Могу дать пару адресов, но вряд ли кому-то придётся по душе ваша затея.

Антон опустил взгляд, открыл защёлки дипломата.

- Я надеялся, что до этого не дойдёт, - сказал он, выкладывая на стол хилую пачку банкнот. – Это всё, что у меня есть на данный момент, но я согласен отдать вам гонорар за статью, если она будет успешной.

Херш удивлённо воззрился на сложенные вдвое, перетянутые банковской резинкой купюры и расхохотался.

- Вы находите это забавным? – удивился Антон.

- Похоже, я ошибся и вы всё-таки сумасшедший, раз готовы отдать последние деньги, чтобы очутиться в лечебнице. Обычно мне предлагают взятки, чтобы выбраться отсюда, а не наоборот.

Отсмеявшись, Херш уточнил:

- Вы собираетесь отдать ваши сбережения, чтобы попасть в клинику для душевнобольных, ради написания статьи, которую с большой долей вероятности ждёт провал. Я правильно вас понимаю?

- Я готов рискнуть.

- Уберите деньги. Я согласен вам помочь, но у меня будет одно условие.

Антон смахнул банкноты обратно в дипломат.

- Какое? – спросил он, заранее соглашаясь на всё.

- Вы на самом деле станете сумасшедшим.

4

Антон сидел за стойкой бара, морщась от третьесортного виски. Вряд ли в ближайшем будущем ему доведётся выпить. Аромат табачного дыма и разлитого пива въедался в одежду и волосы. В последнее время Антон часто проводил вечера в различных дешёвых кабаках, и во всех пахло одинаково.

Дюран бездумно смотрел на выключенный телевизор с заляпанным экраном. Он уже не надеялся, что Херш пойдёт ему на встречу. Когда директор заговорил о том, что Антону придётся стать умалишённым, у него голове сразу замелькали слова: шоковая терапия, трепанация, лоботомия, - всё то, что на самом деле может сделать из здорового человека овоща, пускающего слюни. Но Херш, конечно, имел в виду не это.

***

- У вас есть спросил Херш.

- Нет, – ответил Антон, и это было чистой правдой.

- Даже девушки нет?

родственники или друзья, кто-нибудь, кто начнёт поиски, если вы пропадёте на длительное время? –

У него была девушка. Её звали Майя. Он даже собирался сделать ей предложение, но она бросила его около года назад. Уже тогда он был одержим идеей попасть в клинику. Тратил кучу денег на крупицы трудно доступной информации. Причём, трудно доступной она была не из-за того, что имела какую-то ценность, а скорей наоборот, потому что была никому не нужна. Антон часто уходил ночами, общался с бывшими заключёнными и людьми, официально выписавшимися из психбольниц.

Как-то Майя застала его дома, распивающим абсент с неприглядного вида бродягой, который ко всему прочему облапал её зад перед уходом. Это стало последней каплей. Майя предъявила чисто женский аргумент: или я, или твои безумства. Тем же вечером она ушла.

- Нет… Девушки нет.

- И вы никому не рассказывали о своей идее? – продолжал допрос Херш.

- Ни одной живой душе… Хотя нет, теперь вы в курсе.

Директор одобрительно хмыкнул.

- Похоже, вы скрытный человек.

- Возможно.

- Вы можете гарантировать, что наш разговор не уйдёт дальше стен этого кабинета?

- Да.

- Хорошо. Поверю вам на слово. Получается к нам вы пришли в первую очередь?

- Верно.

- Почему?

- Решил сразу попытать счастья в лучшей клиники области, - не моргнув глазом, соврал Антон.

- Может и не лучшей, но всё равно лестно слышать. Ну, что ж…

С директора сползла маска добродушия, за которой оказался серьёзный, жёсткий, расчётливый человек.

- Я готов положить вас в клинику с завтрашнего дня, но никто кроме нас с вами не будет знать об этом соглашении, в том числе персонал больницы. Для них вы будете очередным пациентом, требующим лечения. Вам придётся соблюдать режим, принимать лекарства, делать всё, что скажут доктора и медсёстры, и пробудете здесь до тех пор, пока ваш лечащий врач не решит, что вы готовы покинуть клинику. Вы добровольно пришли к нам, но уйти также, не получится.

Антон сглотнул. На такое он не рассчитывал, хотел просто панибратски побеседовать с пациентами, послушать разговоры сотрудников клиники, и уж точно не собирался принимать лекарства и вообще от чего-либо лечиться. Он планировал, что сможет в любой момент свободно покинуть клинику. Ситуация сильно осложнялась.

Дюран рассеяно потёр правую руку. Врачи говорили, что зуд пройдёт, как только нарастёт новая кожа, и сформируются рубцы. Они оказались не правы. Порой ему казалось, что под грубой белесой кожей ползают мелкие червячки, доводя его до исступления своим шевелением.

Директор заметил его движение, но не стал ничего спрашивать.

- Сегодня я видел, как санитары волоком тащили одного из пациентов, - Антон задумался. - Судя по всему, ему как-то удалось сбежать, пусть и ненадолго.

Херш сморщился на мгновение, будто ему ткнули иглой в кариозный зуб.

- Вы про Василькова? Наверное, со стороны выглядело, будто сбежавшего заключенного возвращают в тюрьму. Не так ли? Но на самом деле его побег был сфабрикован. У Василькова очень тяжёлая форма паранои. Я не буду вдаваться в его историю болезни – врачебная тайна, сами понимаете. Но он из тех, кто принимает окружающих, то за инопланетян, желающих покопаться в человеческих внутренностях, то за каких-то сумасшедших учёных вживляющих всем микрочипы, чтобы сделать из людей послушных рабов. Его больная, но, безусловно, богатая фантазия препятствует результативному консервативному лечению. В терапевтических целях мы позволили… даже помогли Василькову покинуть стены клиники, чтобы он понял - в открытом большом мире с его паранойей, ему будет хуже, чем в нашем тесном дружном коллективе. Естественно, он сразу потерял голову, шарахался от каждой тени, даже не смог набраться храбрости, чтобы купить себе еды. Наши ребята еле успели вытащить его из петли и привели обратно.

- Я бы не сказал, что он был рад вернуться.

- Васильков нуждается в долгом и серьёзном лечении. Не забывайте, что он душевнобольной. Обычной логикой нам его действия не объяснить.

- А то, что один из санитаров ударил его, такое в порядке вещей в вашей клинике?

Херш помрачнел.

- Конечно, нет! Я категорически запрещаю персоналу грубо обращаться с пациентами. Но сами понимаете, за всеми сразу уследить не получается. Я узнаю, кто позволил себе распустить руки и приму соответствующие меры.

По безразличному взгляду директора, Антон понял, что никакого наказания не последует. Херш даже искать провинившихся не станет. Скорее всего, он итак знает, кого следует поблагодарить за излишнюю пылкость в работе.

- А вы к чему завели разговор о Василькове? Уже планируете план побега? Начали жалеть, что пришли к нам? – едко спросил Херш.

Антон закусил до боли губу, лихорадочно соображая. Начал ли он жалеть? Ещё было не поздно отказаться. Стоит ли игра свеч или это заведомо провальный гамбит? Чёрт, другой возможности может и не представиться.

- Нет. Есть ещё какие-нибудь требования ко мне? – произнёс Дюран, надеясь, что его метания ускользнули от пытливого взгляда директора.

Херш отрицательно мотнул головой.

- Но с вами мы больше не увидимся, - директор ухмыльнулся. – По крайней мере, до вашего «выздоровления». Вы согласны на такие условия?

- Да, но можно устроить так, чтобы меня лечил доктор Кирцер? - предупреждая вопрос директора, Антон продолжил: – Я прочитал много специализированной литературы, и помнится, как-то мне попалась статья о его достижениях в области психиатрии. Если бы я на самом деле был болен, то хотелось бы, чтобы меня лечил именно он. Думаю, под его присмотром быстрей смогу, как вы выразились, «выздороветь».

С серьёзной миной на лице Антон выдержал повисшую паузу.

- Читали, говорите… - директор задумчиво рассматривал дно опустевшей чашки. - Доктор Кирцер заведует двумя отделениями, и у него остаётся не так много времени для работы в поле, но думаю, что по старой дружбе смогу уговорить его взять под своё крыло ещё одного пациента. И вы верно заметили, вряд ли ему понадобиться много времени, чтобы разобраться с вашим «недугом», поэтому…

Херш открыл ящик стола и достал салфетку.

- …долго разыгрывать комедию не удастся. Так что советую быстро и по-тихому собрать всю необходимую информацию. Тем более, вы должны понимать, что ваше положение будет здесь таким же крепким, как эта салфетка. Стоит вам, скажем так, подмочить свою репутацию… Что будет если намочить салфетку?

- Она станет хлипкой и порвётся.

- Именно. – Херш скомкал салфетку. – Если кто-нибудь попытается вас найти, или вы сами начнёте болтать, кем являетесь, я вышвырну вас из клиники и сделаю так, что вы больше не сможете опубликовать ни одной своей статьи.

Антон не отреагировал на угрозу, его интересовало другое.

- Могу я задать вам последний вопрос?

- Конечно.

- Почему вы всё-таки согласились положить меня в клинику?

Губы Херша медленно растянулись в улыбке.

- Я уже говорил, что любопытен. Соблюдайте наш договор. Мне интересно посмотреть, чем закончиться ваша авантюра.

***

- Будете что-нибудь ещё, - спросил бармен, возвращая Антона из мира воспоминаний.

- Да, повтори.

Он подвинул бармену пустой стакан, в который тут же плеснула светло-коричневая жидкость. Было неудобно рукой в перчатке держать скользкий стакан, но он не любил, когда незнакомые люди таращились на его изувеченную конечность.

Один знакомый бродяга из прошлой жизни как-то сказал ему, дохнув перегаром:

- Знаешь на что похожа твоя клешня? Будто вознамерившись приготовить жирный наваристый супец, ты внезапно осознал, что забыл купить мясо, и не придумал ничего умнее, чем сварить бульон из собственной пятерни.

Ну да, примерно так она и выглядела.

Через два стула от Антона сидел простой работяга, заскочивший отдохнуть в душевной обстановке после изнурительной рабочей смены, прежде чем вернуться домой, где его дожидается вечно недовольная жена, вместо вкусного ужина приготовившая свежеиспечённый набор упрёков. Он заказал пиво. Дюран наблюдал, как по запотевшему бокалу медленно ползут маленькие капельки-слёзы, будто даже у куска стекла сегодня был повод для грусти. Работяга, не вникая в тонкости душевных метаний чувствительной барной посуды, смазал мокрый узор мозолистой рукой.

Проглотив очередную порцию дрянного пойла, Антон расплатился с барменом, сполз со стула и, пошатываясь, вышел на улицу в промозглую сентябрьскую ночь.

5

Захлопнув дверь, не включая свет, Антон скинул верхнюю одежду с ботинками, перчатки и прошёл в гостиную своей маленькой съёмной квартирки. За окном клубилась ночь. Света фонаря пробивающегося через грязное стекло хватило на то, чтобы Антон смог разглядеть на столе стакан и полупустую бутылку виски, которое было немногим лучше того, чем его поили в баре. Он небрежно бросил дипломат на стул, но промахнулся. С грохотом дипломат завалился под исцарапанный стол, призывно звякнула бутылка. Дюран наполнил не мытый, липкий стакан и плюхнулся на недовольно скрипнувший диван, выплеснув изрядную долю виски на руку. Чертыхнувшись, Антон облизал мокрые пальцы, обезображенные давним ожогом.

Херш был прав. Он, действительно, очень устал. Последние несколько месяцев сильно вымотали его, как физически, так и морально. Было потрачено уйма времени, нервов и денег. Хоть липовое редакционное удостоверение не пригодилось, оно могло понадобиться в будущем. Как бы тщательно он не готовился, всегда оставалась вероятность, что и в этот раз, его поиски зайдут в тупик.

На столе рядом с бутылкой стояла рамка с фотографией. В темноте было не разобрать, кто на ней запечатлён. Антон меланхолично посмотрел на тёмный прямоугольник, почувствовал, как шевельнулась застарелая тоска зазубренным гарпуном застрявшая у него где-то между рёбер, поднял стакан и прошептал:

- За тебя…

Залпом опрокинул в себя виски. Этот стакан явно был лишним. Через десять минут он уже сопел, раскинувшись на диване. Стакан выпал из расслабившихся пальцев, звонко ударился о давно не мытый пол, оскалившись влажными осколками. Антон лишь поморщился во сне и повернулся на бок, уткнувшись носом в пыльную спинку дивана.