Глава 8

А.С. Малкин

– Саша, я тебя умоляю! – Мама закашлялась, сделав паузу. – Отец всю жизнь мотался по командировкам, но хоть успел на мне жениться. А уж я не растерялась и родила ему троих детей, чтоб помнил: дома ждут! Но ты… Сколько можно носиться по миру?

– Я вернусь через пару недель и обязательно заеду к вам.

– Пара недель? Значит, месяц пройдет не меньше. Ладно Леня – он еще молодой, пусть погуляет. Но ты…

– А я, по-твоему, старик? – Тут же вспомнилась Рыбкина с ее аппаратом для измерения давления. Но разозлиться как следует не успел, в салоне послышался нежный девичий голос, рекомендующий занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. – Все, мам, скоро взлетаем. Наберу тебя завтра.

– Конечно. Дай бог через неделю позвонишь, значит.

– Обнимаю вас.

Скинув вызов, открыл дверцу и вышел из импровизированного укрытия. Продвигаясь между креслами, быстро нашел взглядом Старовойтова. И увиденное мне не понравилось. Макс сидел на моем месте почти вплотную к Рыбкиной и распинался в свойственной ему манере.

Остановившись чуть сбоку от парочки, сложил руки на груди и стал ждать, когда меня заметят.

– Столько прекрасных дев живут в моей стране, – разорялся Старовойтов, глядя на Рыбкину, – но мне кажется, ты, Ифе, затмила бы любую. Эти локоны, нежная кожа…

Он коснулся ее волос, потрепав куцый хвостик, потом схватил за руку и погладил тыльную сторону ладони. Щеки Рыбкиной стали немного румянее, глаза заблестели.

– Теперь твой текст, – шепнул Макс, перемещая большой палец уже на запястье.

– Ой! – Ульяна Михайловна хихикнула и вгляделась в сценарий, удерживаемый свободной рукой. – Ах, Горус, твои слова подобны меду. Так сладко от них, и такая же горечь остается после. Ты ведь знаешь, что мы не можем быть вместе, и Назифа следит за каждым моим шагом. Если она узнает…

– Тш-ш, – Старовойтов приложил указательный палец к губам собеседницы. – Не надо слов, Ифе. Они забудутся…

И потянулся к ней, гаденыш. Поцелуи-то запомнятся гораздо лучше. А Рыбкина только того и ждала: рот разинула, ресницами заработала, как опахалом.

– Экхе! – Громко прокашлявшись, с удовольствием увидел ужас на лице Ульяны Михайловны и разочарование у Макса. – Работаете?

– Александр Сергеевич, мы репети-ти-ровали, – затараторила моя помощница, размахивая сценарием перед носом Старовойтова, словно белым флагом.

– Сцену вашего увольнения? – осведомился я. – Так мы ее вроде уже проработали. Еще вчера.

– Через пять минут взлетаем, – напомнила о себе стюардесса, улыбаясь изо всех сил. – Необходимо занять свои места.

Хмуро глянув на Макса, рявкнул:

– Слышал ее?!

Тот хмыкнул, кивнул и, отняв у помощницы сценарий, пошел на кресло по соседству, успев при этом подмигнуть уже стюардессе.

– Максим Андреевич попросил помочь ему вжиться в роль. Все лучше репетировать с живым человеком, чем с собой, – снова заговорила Ульяна, как только самолет поднялся в воздух. – Что в этом плохого?

Мне вдруг страшно захотелось курить. Уже почти месяц, как бросил, но иногда вредная привычка напоминала о себе, проверяя на прочность. Полез за пиджаком, чтобы достать жевательную резинку из кармана, но понял, что оставил его в каморке, откуда говорил с матерью.

– Черт-те что! – выругался вслух, поднимаясь и снова двигаясь по проходу.

Уже почти достигнув кабинки, остановился. Рядом пронесся ураган в сером, распространяя запах пудры и ванили. Закрыв собой дверцу, Рыбкина пригладила волосы и, сжав кулаки, проговорила:

– Я бесконечно разбираюсь с вашим расписанием, отбираю нужные заметки и сортирую входящую почту. И вот отвлеклась буквально на минутку, и то в ваше отсутствие, как сразу стала «черт-те чем». Почему вы вечно недовольны?

Отодвинув ее с пути, дернул за ручку и вошел в маленькое помещение, забитое едой и напитками. Пиджак лежал на месте, а Рыбкина, поджав губы, собралась назад. Подцепив ее за локоть, затащил к себе и щелкнул замком. Благо самолет частный, и стюардессы к капризам клиентов относятся более чем снисходительно.

– Что вы себе позволяете? – поразилась Ульяна Михайловна.

– Так нужно было говорить Максу, когда он тебя лапал! – рыкнул я в ответ. – Именно этого я ждал от своей помощницы!

Она дернулась, и я пригвоздил ее плечи к стене, надавив ладонями. Максимально сблизив наши лица, но все же оставляя расстояние, необходимое, чтобы видела мои губы, я заговорил, едва не срываясь на крик:

– Ты не слышишь слов? Не понимаешь их значения? Мне нужен профессионал, специалист! Помощница, а не подстилка для очередной звезды. Не уважают тебя, значит, и на мне можно ставить крест. И еще! Позволишь себе еще хоть раз предъявить мне претензии при людях, сразу можешь лететь домой к маме на ручки! Я. Не терплю. Такого. Отношения! Ты слышишь меня, Рыбкина? Если нет – читай по губам! Мы летим работать, а не искать на жопу приключений.

Она молчала. А я внезапно понял, что столь тесное соседство пробуждает не только бешенство, но и инстинкты. Нежный сладковатый запах, исходящий от Ульяны, щекотал ноздри, дразнил, заставляя придвинуться чуть ближе. А открытая длинная шея, казалось, оголена специально, чтобы дразнить мужское воображение. Дыхание участилось, взгляд невольно метнулся к вороту ее блузки с несколькими расстегнутыми пуговицами. Вспомнился вечер, когда застал ее на фотосъемке с рубашкой, чуть спущенной по плечам…

Рыбкина пискнула, придавленная мною, и я вздрогнул, опомнившись.

В какой-то момент даже показалось, что девчонка вот-вот разрыдается, и я почувствовал легкий, практически незаметный, укол совести. Но она снова удивила.

– Вижу, вы сильно разозлились, – поморщилась Ульяна, многозначительно глядя на мои руки, все еще удерживающие ее у стены. – Только у меня так костюм помнется.

Я отошел от нее на шаг, очень стараясь вернуть прежнее самообладание.

– Простите, Александр Сергеевич, – тут же спохватилась помощница. – Я поняла! Все-все поняла. Предъявлять претензии отныне буду только наедине. Старовойтову – бойкот. Пусть репетирует на кошках. Я люблю свою работу.

У меня дернулось правое веко.

Схватив пиджак, осторожно открыл дверь и вышел, шагая на автомате и размышляя, как меня угораздило так попасть? Из всех кандидатур на должность я, не задумываясь, выбрал ее. Еще до того, как собеседование закончилось, понял: она принята. Но до сих пор не понимал – почему? Что такого в этой девушке, чего нет в других? Трещит без умолку, на все косяки находит тысячу отговорок и смотрит из-за очков с хитрым прищуром, а в глазах постоянно блестят смешинки. Что бы я ни сказал и ни сделал, она остается при своем.

Сунув руку в карман пиджака, достал жвачку и небольшую черную коробочку, тут же вспоминая о подарке от Романа Ивлекова, стилиста с фотосессии Старовойтова. «Это для твоей Музы, – сказал он при вчерашней встрече. – Хорошая девочка, но акценты расставить нужно». Положил коробочку на ее сиденье и сел на свое, пристегнувшись.

– А где Уля? – Старовойтов выглянул из-за кресла.

– Переваривает разговор, – отозвался я, прикрывая глаза.

– Ну, правильно. В туалете самое место разговоры с тобой переваривать, – хохотнул Макс и скрылся с глаз.