Глава 1

— А потом он сказал, что моя рубашка будет гораздо лучше смотреться на полу, а не на мне, и буквально сорвал её с меня! — раздалось приглушённое хихиканье, и второй голос ответил:

— Надеюсь, мне тоже когда-нибудь повезёт надеть не ту рубашку на работу.

Глубоко вздохнув, я вошла в кухню, старательно игнорируя брошенные в мою сторону взгляды. Жалость. Вот что я вижу последние годы в «Кирстэн Индастрис» — одном из ведущих фармацевтических холдингов страны, который возглавляю. А ещё слышу постоянные разговоры о связях моего мужа. Да, он спит со всем, что движется, кроме меня.

Коротко поздоровавшись, девушки поспешили из кухни, продолжив разговор, едва вышли в коридор. Пусть. Пусть обсуждают, мне не привыкать. Это даже перестало трогать. По крайней мере, внешне. Я поймала своё отражение в стекле дверцы шкафа напротив, и беззвучно вздохнула, машинально поправив несуществующую прядь волос, выбившуюся из идеально уложенной причёски.

Ледяная сука. Так «ласково» называет меня Стивен, когда снисходит до разговоров. Что ж, хоть в чём-то я преуспела. Прятать эмоции под непроницаемым панцирем безразличия и спокойствия. Присмотрелась внимательнее, пытаясь найти хоть один изъян в безупречном дневном макияже. Нет, всё превосходно. Как всегда. Одёрнув пиджак, я удовлетворённо кивнула себе и потянулась к кофемашине. Секретарь, умчавшаяся за документами на нижние этажи, лишила меня возможности пить кофе в своём кабинете и не слышать сплетен о муже.

Сегодняшний день начался как обычно, как, впрочем, и сотня остальных, похожих один на другой. Мой кабинет, просторный, отделанный в стиле хай-тек с обилием хромированных и стеклянных поверхностей всегда полон света — витражное окно во всю стену позволяет наблюдать за жизнью города, не вставая из-за стола. И в нём я почти всегда чувствую себя невероятно одинокой…

Вернувшись к себе, я села в кресло и задумчиво постучала ногтями по столу. Сегодня должны принести отчёты из лаборатории. Хамфри, наблюдавший за разработкой новой вакцины, обещает потрясающий прорыв. Работа захватывала, заставляла погружаться с головой, выгоняя все лишние мысли. Которые возвращались, стоило вернуться домой. В нашу квартиру. Подарок на свадьбу. В ушах до сих пор звучал голос деда:

«Счастливое семейное гнёздышко». Да, тогда, много лет назад, мне тоже так казалось. Невольно покосившись на фото в рамке, я провела по нему пальцем.

Наверное, это единственная фотография, где мы искренне улыбаемся, стоя рядом. Стивен обнимает меня одной рукой, а в другой держит бокал с шампанским. Его глаза, обычно похожие на ледяное озеро, кристально чистое и обжигающе холодное, искрятся весельем. Густая каштановая чёлка падает на лоб. Помню, я убирала её весь вечер, лаская кончиками пальцев острые скулы, игриво задевая уголок чувственно изогнутых губ. А ещё мы целовались. Много, часто, под всеобщие крики одобрения. И я казалась себе самой счастливой женщиной на свете.

А потом пришла правда. Горькая и чудовищная. Когда двери номера люкс в «Хилтоне» закрылись и мы, наконец, остались одни. Куда делась нежность, с которой он смотрел на меня все эти месяцы до свадьбы? Рванув бабочку, на которой сам так настаивал, обсуждая с моей мамой выбор наряда, он раздражённо скинул мои руки, пытавшиеся его обнять, и процедил:

— Неужели этот фарс подошёл к концу?

Помню, я ещё попыталась пошутить, что на свадьбе тяжелее всего приходится жениху и невесте, когда наткнулась на холодный насмешливый взгляд.

— Думаешь, я говорю это от усталости? — Стивен прошёл к бару и плеснул себе джина. Затем бросил два кубика льда и задумчиво помешал их. Поднял на меня глаза, родные, любимые глаза, в которых я тонула день за днём, мечтая об этой ночи. — Ты так ничего и не поняла, верно? Что ж, так и было задумано. Иначе нам не удалось бы сыграть так правдоподобно.

— О чём ты говоришь? — Я действительно всё ещё не понимала. Не понимала, откуда взялся этот циничный тон, почему мой Стивен смотрит на меня с жалостью и насмешкой.

— О нашем браке, Доротея, конечно же, о нашем браке. «Слияние двух корпораций, золотой мальчик и бриллиантовая девочка, свадьба года!» — он цитировал заголовки газет, что освещали наш роман. — Разве могло быть иначе? Два любящих сердца наконец объединились. Холдинг «Кирстэн Индастрис» поглотил своего меньшего собрата… и не подавился! — Последние слова он буквально выплюнул, залпом осушив бокал. Затем Стивен поставил его на столик и медленно подошёл ко мне. Коснулся моего подбородка, осторожно приподнимая его двумя пальцами, заставляя смотреть прямо в глаза. Он был так близко, что я неосознанно потянулась к нему, ожидая поцелуя, безмолвно умоляя коснуться своими нежными, ласковыми губами… Но он лишь зло усмехнулся и покачал головой.

— Глупенькая, наивная Дороти, ты всё ещё думаешь, что живёшь в стране Оз? Пора возвращаться в Канзас. — С этими словами он отпрянул от меня и вернулся к бару. — Знаешь, что далось мне сложнее всего? — Он говорил, не оборачиваясь, снова наполняя свой стакан.

А я всё ждала, хмурясь, пытаясь понять, что происходит, о чём он говорит, и когда же, наконец, вернётся мой, любимый Стивен.

— Разыгрывать по уши влюблённого глупца — вот, что было для меня самым сложным! — Он повернулся и отсалютовал мне стаканом. — Но надо отдать тебе должное, ты влюбилась гораздо быстрее, чем я ожидал.

Я безмолвно наблюдала за высокой худощавой фигурой, расхаживавшей по номеру, и пыталась вникнуть в смысл страшных слов. Он женился на мне, чтобы сохранить свою компанию. Потому что иначе ей грозило поглощение. Всё, что создавал его отец, а перед ним — его дед, могло в любой момент перейти в чужие руки, и Стивен не мог этого допустить. Тогда в его голове и созрел этот план — женить на себе единственную наследницу «Кирстэн Индастрис», обеспечив, таким образом, контроль над обеими фирмами.

— Значит, ты не любишь меня? — Тогда это было единственное, что по-настоящему волновало, единственное, что я услышала и поняла.

— Ты на самом деле глупышка, — в его голосе зазвучали прежние, так любимые мной нотки ласковой нежности. Он подошёл ко мне и мягко сжал плечо, наклоняясь к уху, почти касаясь щеки своей щекой. — Нет, Доротея, я никогда не любил тебя. И никогда не смог бы полюбить такую наивную, фригидную глупышку, как ты.

Он ещё много говорил. Про то, что развестись мы не сможем, по крайней мере, пока жив глава «Кирстэн Индастрис», мой дед. Про то, что никто не должен догадаться об истинных причинах нашего брака. О том, что между нами ничего никогда не будет… А потом уехал к друзьям, с которыми договорился закатить пышную вечеринку по поводу свершения выгодной сделки. А я так и осталась стоять одна, посреди роскошного номера, уставленного цветами, в шикарном шёлковом платье от Веры Вонг, чувствуя, как рушится вся моя жизнь.

С тех пор прошло пять лет. Поначалу я ещё пыталась всё изменить. Надеялась, что заставлю его полюбить меня, что мы сможем жить, как нормальная пара. Но всё было тщетно. В ответ на робкие попытки обратить на себя внимание, я всё чаще натыкалась на ледяную стену презрения и насмешек. Он рассказывал своим друзьям о том, как я неуклюже пыталась его соблазнить, не стесняясь того, что я нахожусь в той же комнате. Высмеивал любовь к старым мелодрамам и завтраки, что поначалу я носила ему в постель. Не скрывал своих многочисленных связей, часто заявляясь под утро насквозь пропахший чужими духами. Ему было всё равно.

И я смирилась. Научилась скрывать и любовь, и боль, и даже ненависть. Иногда я так сильно его ненавидела, что казалось, могу убить. Я с головой ушла в работу. Меня готовили к этому с детства — к управлению огромным международным холдингом по производству лекарств. И когда деда не стало, во главе встала я. Именно тогда Стивен впервые назвал меня «ледяная сука». И я не могла не признать, что мне понравилось. Я не смогла добиться его любви, но хотя бы добилась уважения. Он никогда не пытался оспорить моё первенство, не вступал в споры на советах директоров и всегда вёл себя подчёркнуто вежливо на работе, превращаясь в неслышного и невидимого призрака дома. Хотя дома он как раз почти не ночевал. Что устраивало нас обоих. Разные спальни, разные жизни — идеальный брак.

И всё было прекрасно, если бы не одно «но», мешавшее жить полноценной жизнью. Я безумно, просто безумно любила своего мужа. И ничего не могла с этим сделать. Вечерами, приходя домой и опускаясь в тёплую воду огромной ванны, я закрывала глаза и думала о нём, представляя, что это его руки гладят мою грудь, ласково обводя и нежно сжимая; что это его ладонь скользит по животу вниз; что это его пальцы ласкают, погружаясь внутрь и снова обводя твердеющий, пульсирующий клитор… Я доводила себя до оргазма с лёгкостью, стоило его лицу возникнуть перед глазами. А потом отводила взгляд, выходя из ванной, если он бывал дома. Будто совершила что-то постыдное. И невероятно сладкое.

Я с извращённым наслаждением слушала все сплетни, что разносились о нём на работе. Ловила обрывки разговоров, пытаясь представить, каково это — заниматься с ним любовью. И завидовала, постоянно, непрерывно завидовала всем, на кого он хоть раз взглянул. И именно по этой причине я не разводилась с ним, хотя могла бы, ведь после смерти деда ничто не могло помешать этому. Но я не хотела. И отчаянно боялась, что наступит тот момент, когда он сам попросит развода. И я не смогу ему отказать попросту потому, что причин на это не будет. Я знала, что отдам ему его компанию, стоит только попросить. Но он молчал, и это напряжённое ожидание, в котором я жила последние несколько месяцев, изматывало больше, чем пять лет рядом с презирающим тебя мужчиной.