Глава 2

Каждый день с Салманом ощущается как новый, полный неизведанных эмоций и впечатлений. Мы оба стремимся к тому, чтобы наша совместная жизнь была не просто комфортной, но наполненной смыслом, заботой и нежностью. Салман продолжает удивлять меня своим вниманием, как в первые дни наших встреч, словно боится упустить что-то важное между нами. Его слова, касания, даже его молчание — всё это для меня теперь несёт глубокий смысл. Он бережёт меня, и это наполняет моё сердце бесконечной любовью.

Но за этой эйфорией скрывается тревога, о которой я пока не решаюсь ему рассказать. После нескольких месяцев брака я начала замечать, что что-то не так. Мы стараемся, но я всё больше боюсь, что не смогу подарить ему наследников. Мысль о том, что у меня могут быть проблемы с зачатием, нависает надо мной, как тяжёлое облако, и с каждым днём становится всё труднее держать это в себе.

Каждый раз, когда Салман смотрит на меня с нежностью, я чувствую угрызения совести. Он не знает, что внутри меня идёт борьба с самой собой. Я боюсь разрушить эту идеальную картину счастья, боюсь, что он может разочароваться во мне. В нашей культуре дети — это важная часть семьи, и я не могу представить, как он отреагирует, если узнает, что я не могу подарить ему то, что так необходимо.

Мы сидим вечером на балконе нашего дома, наслаждаясь тёплым вечерним воздухом. Я пытаюсь расслабиться и наслаждаться моментом, но внутри меня бурлит страх.

— Лейла, — прерывает тишину его голос, и я вздрагиваю. Он улыбается, глядя на меня своими тёмными глазами. — Ты такая тихая сегодня. О чём ты думаешь?

Я молча опускаю взгляд, не в силах посмотреть на него. Как сказать ему то, что мучает меня последние недели? Как признаться в своём страхе?

— О нас, — тихо произношу я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. — О нашем будущем.

— Я тоже думаю о нас. О том, каким будет наш дом, когда мы будем окружены нашими детьми, — продолжает он, и эти слова отдаются эхом в моём сердце.

Я сжимаю пальцы так сильно, что костяшки белеют. Вот он, момент. Я должна сказать ему правду. Но слова застревают в горле.

— Лейла, ты всегда можешь поговорить со мной обо всём что волнует тебя, — добавляет он, нежно касаясь моей руки.

Эти прикосновения должны были меня успокоить, но вместо этого я ощущаю, как внутри всё переворачивается. Я должна была быть той женщиной, которая сможет дать ему семью, которую он заслуживает. Но что, если я не смогу?

— Салман… — начинаю я, но мой голос дрожит. — Я… я не знаю, смогу ли я подарить тебе детей.

Мгновение он смотрит на меня, и я вижу, как его лицо меняется. Не сразу, но постепенно — его глаза становятся серьёзнее, тень проходит по его лицу. Он убирает руку, и я чувствую холод, когда наше прикосновение обрывается.

— Что ты имеешь в виду? — его голос становится жёстче, хотя он старается контролировать себя.

— Я прошла обследование, и врачи сказали, что у меня могут быть проблемы с зачатием, — признаюсь я, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли

— Проблемы? — он поднимает брови, его тон становится холодным, будто всё тепло, что было между нами, испарилось в одно мгновение. — Ты хочешь сказать, что ты бесплодна?

Я прикусываю губу, не зная, что ответить. Бесплодна… Это слово режет мне слух, как острый нож. Я не могу сказать это так прямо, но, возможно, он прав. И это самая страшная правда.

— Они сказали, что это не окончательный диагноз, но… шансы могут быть малы, — шепчу я, едва сдерживая слёзы.

Он молчит, опустив взгляд. Тишина между нами становится невыносимой. Я пытаюсь уловить его мысли, но его лицо теперь как маска. Непробиваемое, холодное, словно он уже принял какое-то решение.

— Салман… — тихо произношу я, надеясь услышать слова утешения.

— Я должен подумать, — вдруг резко бросает он, вставая. — Это… Это слишком серьёзно.

Его слова ударяют меня сильнее, чем если бы он выкрикнул обвинения. Я остаюсь сидеть на месте, глядя, как он уходит в дом, оставляя меня одну.

Я остаюсь на том же месте, где меня оставил Салман. В голове пульсирует одна мысль: «Почему я не поняла этого раньше?» С каждой секундой тишина давит сильнее, она как будто живёт, шепчет что-то зловещее, а внутри меня всё разрывается на части. Наше счастье, оказывается, было лишь иллюзией — хрупкой, зыбкой, которая таяла, как мираж. Я сжимаю себя за плечи, пытаясь защититься от ужаса, который уже настиг меня.

«Мне нужно подумать». Эти слова всё ещё звучат в моей голове, и с каждым разом отзываются громче. Что ему нужно обдумывать? Разве наши чувства не должны были преодолеть всё? Разве не любовь должна быть важнее всего? Но он ушёл. Оставил меня наедине с собственными страхами.

Я встаю, ноги подкашиваются, когда я направляюсь в дом. Слёзы льются сами собой. В спальне темно и пусто. Его нет. И от этого пустота внутри меня становится невыносимой. Всё это как знак — будто он уже выбрал, не сказав ни слова.

На следующее утро ничего не меняется. Салман держится на расстоянии, и между нами словно выросла стена. Невидимая, но такая реальная, что я ощущаю её почти физически. Он молчит, не говорит ни о том, что случилось, ни о будущем. Это молчание давит, и я всё больше тону в своих страхах. Мы продолжаем жить вместе, но будто в разных мирах. Я пытаюсь начать разговор, упоминаю детей, разные методы лечения, но каждый раз вижу, как его лицо напрягается, и он просто уходит, не отвечая.

Шли недели, и это холодное молчание стало невыносимым. Однажды вечером, за ужином, я не выдерживаю и решаюсь.

— Салман, — голос дрожит, но я стараюсь взять себя в руки, — нам нужно поговорить.

Он поднимает взгляд от тарелки, его тёмные глаза холодны, как ледники.

— О чём? — его голос резкий, напряжённый, как будто он уже знает, что я скажу, и ему невыносимо это слушать.

— О нас, — шепчу я, чувствуя, как сердце начинает бешено колотиться. — Ты отдаляешься от меня, и я больше не могу это терпеть. Нам нужно что-то решить.

Он вздыхает, отодвигает тарелку, как будто я ему уже надоела.

— Лейла, — произносит он с усталостью. — Ты не понимаешь, в каком я положении. Это сложно. Я должен думать о будущем. О семье. О наследии. А ты…

Он замолкает, словно не может договорить. Или не хочет.

— А я что? — мой голос срывается, но я не останавливаюсь. — Я стараюсь быть для тебя идеальной женой. А ты даже не даёшь мне шанса! Ты думаешь, мне легко?

Его глаза вспыхивают. Он резко откидывается на спинку стула.

— Легко? Ты думаешь, это всё про тебя? Я — мужчина, Лейла! Я должен продолжить род, думать о будущем. Это не просто долг, это моя обязанность. Ты знаешь, как это важно!

Каждое его слово бьёт в сердце, как плеть. Он не видит во мне женщину, не видит в нас будущего, он видит только проблему. Я не могу больше сдерживаться.

— Значит, я — просто ошибка? — шепчу я, едва сдерживая слёзы. — Ошибка, которая не может дать тебе детей?

— Лейла, прекрати, — он смотрит на меня с раздражением. — Это не о тебе. Это о будущем. Мы должны смотреть правде в глаза.

Я чувствую, как во мне поднимается ярость.Как можно так просто забыть о любви?

— А как же любовь, Салман? — тихо, но отчаянно спрашиваю я. — Ты говорил, что я — это всё, что тебе нужно. Где это теперь? Или это были просто слова?

Он молчит, его лицо холодное, как ледяная глыба. Я вижу, что он не собирается отвечать, и это обжигает сильнее всего. Мы застряли. Каждый день теперь как пытка.

Проходит еще несколько дней. Он по-прежнему рядом, но словно за стеной, непробиваемой и чужой. Однажды вечером, когда он опять уткнулся в телефон, я решаюсь на последний разговор.

— Салман, — мой голос почти не слышен, но я знаю что он меня слышит. — Может, мы попробуем что-то сделать? Вместе? Нам нужно найти выход.

Он медленно поднимает голову. Лицо его окаменело, и я вижу, как он устал от меня.

— Лейла, я уже сказал всё, что мог. Не надо снова поднимать этот вопрос. Я не могу бесконечно обсуждать одно и то же.

Моя боль растёт, но с ней приходит и обида.

— Но ты не понимаешь, как мне тяжело! Ты замыкаешься, а я не могу просто сидеть и смотреть, как всё разваливается!

Он резко поднимается, в его взгляде презрение.

— Лейла, ты не понимаешь. Это не только о нас. Речь идёт о моём будущем, о роде. Без детей у нас нет наследия. Ты понимаешь это?

Его слова — словно удары по моей душе. Я чувствую, как всё рушится внутри. Что для него я — просто механизм, который не сработал.

— Значит, я — просто средство? — мой голос становится тихим, но в нём звучит обида. — Ты только об этом думаешь? О детях и наследии?

Он отворачивается, даже не пытаясь ответить. Я больше не могу. Мы стоим друг напротив друга, и каждый шаг, который я пытаюсь сделать к нему, только отдаляет нас.

— Салман, — говорю я, отчаянно, — я люблю тебя. Я не хочу терять нас, но ты должен быть со мной. Ты должен выбрать нас, а не только свой долг.

Он смотрит на меня, и в его глазах мелькает боль. Я вижу, что ему также тяжело как и мне, но он уже сделал свой выбор.

— Я не знаю, что делать, Лейла.

И эти слова, эти четыре слова — самый страшный приговор. Я теряю его.

С каждой секундой молчание между нами становилось всё тяжелее. Я смотрела на Салмана, пытаясь найти в его глазах хоть искорку надежды, но вместо этого наталкивалась на холод и отстраненность. Он словно превратился в каменную статую, оставив меня в мире, полном невыносимой боли.

Мы оба знали, что что-то изменилось, но ни один из нас не осмеливался сказать этого вслух. Каждый вечер, когда мы садились за ужин, я ощущала, как наши сердца становятся всё более далекими друг от друга. Я пыталась говорить о нейтральных темах, о делах, о погоде, но каждая попытка сблизиться оборачивалась провалом.