Глава 4. Лилия

Отец заметно волновался. Я была почти спокойна, только дрожало что-то внутри, да порез никак не хотел уняться — на повязке то и дело появлялось красное пятнышко и ее приходилось менять. 

— Ты не могла быть аккуратнее? — спросил недовольно отец. — Теперь они точно решат, что ты растяпа. 

Я промолчала — я не была приучена ко спорам со старшими. До визита гостей оставалось чуть больше часа, отец выдвинул в центр гостиной большой стол, я накрыла его скатертью. По привычке огляделась вокруг — как  бы я не хотела выходить замуж, я в страшном сне не могла представить, что приму гостей в беспорядке. Все было чисто. В квартире почти всегда было чисто — уборка была одним из немногих моих развлечений. 

Я умылась холодной водой и переодела платье. Переплела косу, затем закрепила ее заколками на голове. Пригладила торчащие волоски. 

— Это происходит не со мной, — прошептала я. — Это затянувшийся страшный сон. Когда нибудь я проснусь у себя дома, впереди еще вся жизнь, мой отец такой же, как и прежде, дома пахнет лилиями, а моя мать жива.

А пока… пока я не проснулась мне нужно было ждать гостей. 

— Повяжи платок, — буркнул отец.

Я никогда с ним не спорила. По правде, мы с ним месяцами могли не говорить, не было повода и нужды, иногда я забывала, как звучит его голос. Но сейчас я не могла уступить. 

— Я никогда не носила платок. Моя мать не носила. 

Она правда не носила. Отчасти поэтому с ней не здоровался никто из соседей. Не носила упрямо. Я плохо ее помнила, только прикосновения ее рук, смех, ощущение счастья и ее голос. Я помнила, что она говорила — никто не может вынуждать против воли надеть платок. Только ты сама, только если захочешь. 

— Твоя мать выросла в других условиях. А ты наденешь его немедленно. 

— Нет, — сказала я. — Ты не заставишь меня. Я опозорю тебя на весь город, если попытаешься. Я на свадьбе лягу на пол и буду кричать.

— Муж заставит, — фыркнул отец. — А если ты думаешь сорвать свадьбу, сыграем никах по доверенности, потом муж увезет тебя в глухую деревню на пару лет, посидишь там с бабками и курами, взвоешь. 

Я смотрела на него и понимала — он это сделает.

— Я не знаю, за что мать полюбила тебя, — бросила я ему в лицо и он отшатнулся. 

Остаток времени я прождала у себя в комнате, выйдя лишь накрыть на стол. Гости пришли ровно в четыре. Две женщины пожилого возраста. Обе покрытые. Совершенно разные — одна маленькая, пухлая и уютная, вторая высокая, худая, с властным взглядом. Я одинаково боялась и ненавидела обеих. 

Отец торопливо поздоровался и сбежал на кухню, вопреки всем правилам оставив меня один на один с гостьями. Эти смотрины шли совершенно не по правилам. Они должны были быть праздником. Их должен был посетить жених, если они с невестой не знакомы до свадьбы, это их первая встреча. 

Видимо, моему жениху совершенно безразлично, как я выгляжу, что только подтверждает мою мысль о том, что ему нужна лишь бессловесная вещь, женщина, для рождения детей. Сыновей, конечно же. 

— Проходите, — выдавила из себя улыбку я. 

— Бедно, — скривила лицо маленькая. 

Видимо, я все же волновалась, их имена совершенно вылетели у меня из головы в тот же момент, что их произнесли. 

— С каких пор бедность это порок? — вспыхнула я. 

Я прекрасно понимала, что в нашей квартире нет души. Никто не вложил в нее частицу себя, все, что было позволено мне, это наводить здесь порядок. 

— Девочка права, — откликнулась высокая. — Идемте за стол. 

Я носила блюда, руки мои дрожали, хотя выронить тарелку было бы неплохо — точно бы на пользу моей репутации не пошло. Но я больше не смела протестовать, дух бунтарства во мне погас, едва разгоревшись. Они так осматривались в нашей тесной гостиной, что у меня горели щеки. Я разложила еду по тарелкам, заняла свое место, проклиная отца, бросившего меня с этими женщинами один на один. 

Наконец вышел отец, занял свое место, большой и грузный, словно заполнив собой сразу всю гостиную. Стол был готов, гостьи задавали вопросы, часто ничего не значащие, отец отвечал. Наконец маленькая женщина взяла нож и вилку, я затаила дыхание. Мясной рулет выглядел превосходно, в другой день я бы получила удовольствие от готовки. Но сегодня… 

Я замерла, глядя на вилку, словно завороженная, как вилка, с наколоть на нее кусочком мяса приближается ко рту. Там вилка замедлила — женщина ответила своей подруге, и наконец взяла мясо в рот. 

Я думала, она его выплюнет. Нет. Она замерла, перестав пережевывать и коснулась руки высокой гостьи. Они переглянулись и вторая тоже отрезала и попробовала кусок. 

Папа ничего не понимал — он ел, наслаждаясь вкусной едой, какой в вашем доме не было давно. Его порция не была пересолена. Маленькая же женщина отложила вилку, и отодвинула от себя тарелку, намереваясь встать. 

— Постой, — окликнула ее подруга, опустила ей на руку ладонь, удерживая. 

— Ты что, не понимаешь? 

— Девочка росла без матери. 

Маленькая гостья осталась на месте, но буравила меня взглядом. 

— Это провокация. 

— Возможно. 

Они говорили так, словно нас с отцом здесь не было. Я же демонстративно отрезала себе кусок мяса — оно было превосходно. 

— Все хорошо? — спросил отец. 

— Все прекрасно, папа, — отозвалась я с улыбкой. 

Я не смела смотреть на них. Этот бунт — единственный в моей жизни. Я знала, что обе гостьи смотрят на меня. 

— Она не покрыта, — прошептала маленькая. 

Достаточно громко, чтобы я ее слышала. 

— Покрытая у нас уже была, — ответила загадочной фразой высокая. — Ешь, дорогая, нас мать воспитала правильно. 

Я вспыхнула. За столом продолжался ничего не значащий разговор, у меня горели щеки, я ела, но не чувствовала вкуса еды. Обе гостьи доели свои порции мяса. И, наверное поэтому, выпили впоследствии по три чашки чая. Я проводила их до дверей, а затем едва дошла до гостиной и обессиленно рухнула на стул. 

— Ну, вроде все прошло хорошо, — потер руки папа. 

Наверное, предвкушал, как тратит оставшиеся денежки, что дадут ему после свадьбы, не зная, что дочь опозорила его перед двумя почтенными дамами из уважаемой семьи. 

— Все прошло хорошо, отец, — прошептала я. 

Я не знала, к какому решению придут наши гостьи. Моя жизнь совершенно не зависела от меня. У соседей наверху кто-то засмеялся громко, затем включилась музыка. Я не знала этих людей, но мне казалось, они так счастливы, как я никогда не буду.