Пари
Проснулся я утром рано – будильник обещал побудку только через полчаса. Всю ночь я плохо спал, ворочался во сне с боку на бок и сбил простыню, чего за мной уже давно не наблюдалось; мама даже завязки на мои простынки перестала пришивать, ребёнком я скручивал их под собой в тугой узел. Похоже, что сказывалось моё дикое волнение – всё же первый рабочий день. Вообще, все окружающие считают, что у меня железные нервы и что такое волнение, я знать не знаю и даже не слыхивал никогда об этом. На самом деле это не так. Просто, когда я волнуюсь, то на меня нападает затяжной ступор, лицо становится как непроницаемая маска, а если у меня ещё и жвачка во рту, то я ей отвратительно чавкаю. Создаётся впечатление, что мне на всё насрать с Пизанской башни. Физия у меня при этом совершенно наплевательская. Это просто бесит мою маму. Когда она на меня орёт, то я ещё и зевать начинаю так, что скулы выворачивает (видимо, защитная реакция такая) и тупею буквально на глазах. Мать тут же выходит из себя и вопит про мой пофигизм, обзывая меня ужасным эгоистом. Типа, я её не жалею и люблю только себя. Но мне её очень жалко, вот честно, я же её люблю, только это совсем не отражается на моей физиономии. Вот какие телодвижения нужно совершить, чтобы мама почувствовала мою сыновью любовь? Когда скандал достигает своего пика, она садится и плачет. И тогда я начинаю тоже плакать: мне жалко нас обоих. Мама постепенно успокаивается и говорит, что раз я ещё умею плакать, то не всё потеряно. Целует меня в макушку и называет добрым мальчиком. Вот где логика? Так и пойми этих женщин. Раз в месяц у нас случается такой выплеск эмоций, и всего-то из-за ерунды: мама терпеть не может мои ношеные трусы и носки, которые я сбрасываю под кровать, ну, полотенце могу на пол бросить после того, как вытрусь после душа, ещё кровать убирать не люблю. Мамуля всё это называет срачем и свинарником. Какая ей разница? Комната ведь моя, мне её идеальный порядок, за который она борется с маниакальным упорством, на фиг не нужен. Когда захочу, тогда и уберу. Мать вот так пошумит-пошумит, а потом в доме тихо, мирно и спокойно. До следующего раза. Вы только не думайте, что я неряха и плакса. Нет. Просто я не вижу необходимости убираться каждую субботу, достаточно и одного раза в месяц, а плакать я могу только при маме. И то, от безысходности. Она ищет во мне опору, которую ей не дал мой отец. Они давно развелись. Папочку я не видел с семи лет. Лет на десять он про меня вообще забыл. А на день моего восемнадцатилетия вдруг вспомнил и позвонил поздравить. С какого дуба он рухнул? Я сказал в трубку «спасибо», вымученно помычал, принимая стандартные пожелания о счастье в личной жизни и здоровье (где он был, когда мне требовалось недешёвое лечение?), и мысленно послал его на хер. Как вы помните, я воспитанный; вслух отправить родителя в интересное путешествие мне не позволила тактичность, впитанная с молоком моей мамы. Больше папаня меня не беспокоил.
Так, уже семь часов. Подниматься пора.
В комнату заглянула мамуля.
- Ты встаёшь?
- Да.
Я резво подскочил и увидел на стуле выглаженную рубашку и отутюженные по стрелкам брюки. Вот когда мать всё успевает? Вроде заглянешь к ней в комнату, сидит за ноутом в интернете. С подругами переписывается. Создаётся впечатление, что она вечно в инете висит. И в то же время жрачка на кухне всегда есть, бельё постирано, бабушка накормлена, и даже цветы политы. Мама с этими цветами носится, как чокнутая, одних фиалок у неё горшков шесть.
- Постель застели.
- Щас, - тяну я. Вот на фига её застилать? Всё равно ведь вечером разбирать.
- Ты что будешь? – на кухне гремят тарелки. – Омлет или яичницу?
- Омлет, - отвечаю. Зачем спрашивать? Знает же, что я омлет люблю. И так каждое утро. Наверное, это у неё такой семейный ритуал.
Умываюсь и иду за стол, потягиваясь на ходу. Мама смотрит на меня тем взглядом, который я расцениваю как любящий, в нём женская заинтересованность. Сейчас она скажет: «Какой же ты большой у меня вырос».
- Какой же ты большой у меня вырос! – мокрые руки обнимают меня за бока.
- Ма, всё, хватит твоих нежностей. Давай завтрак.
Сажусь за стол. Мамуля ставит передо мной тарелку. Смотрит. Ну, да. В трусах я сижу, стояк утренний ещё не полностью опал. А что такого? Интересно, она и сегодня не удержится от нравоучений?
- Штаны бы надел. Ходишь тут в трусах, всё хозяйство своё выпятил. - Не удержалась всё-таки.
- Ма, у меня всё прикрыто. Не зуди.
Быстро жую свой завтрак и бегу одеваться. Шеф вчера недвусмысленно намекнул, что опаздывать не следует.
- Ма, завяжи мне галстук, пожалуйста!
Слово «пожалуйста» и прилагающаяся к нему улыбка действуют магически.
- Красивый… - слышу за своей спиной, спускаясь по лестнице. Любит меня мамуля, любит.
На работу я пришёл даже раньше. На целых десять минут. Включил комп, посмотрел бумаги на столе. Мне их напечатать – раз плюнуть. Сходил в отдел кадров, расписался в приказе. Потом зашёл в канцелярию познакомиться с дамами. Тётеньки, похоже, обрадовались, что у них в коллективе появился молодой и привлекательный юноша. Я очень мило им улыбался и понравился с первого захода. Это было видно невооружённым взглядом. Заботливые дамочки тут же дали мне совет не сердить шефа, а то он человек вспыльчивый. Они одарили меня фирменными бланками компании для писем, и я побежал на своё рабочее место.
Восемь. Босс сказал, чтобы с утра у него на столе был кофе. Только где он? Электрический чайник я нашёл и воткнул вилку в розетку. Потом поковырялся в тумбочке и вытянул банку растворимого кофе. Там же обнаружилась и сахарница. Кружка, стоящая на тумбочке, видимо, предназначалась для начальства. Я быстро налил кофе и толкнул директорскую дверь.
- Доброе утро! Ваш кофе.
- Давай сюда.
Шеф уже сидел за столом, обложенный со всех сторон бумагами. Я подошёл и протянул ему чашку с горячим напитком.
- Фу, - проворчал он, отхлебнув кофе. – Ты зачем сахар положил?
- А не надо?
- Запомни, я кофе пью без сахара.
- Угу, - пробурчал я. А вчера нельзя было об этом сказать?
- Говори внятно, когда разговариваешь со старшими. Что ты там себе под нос лепечешь?
Так. Дома лекции почти каждый день, теперь и тут.
- Хорошо, Михаил Алексеевич.
Спокойствие, только спокойствие.
- Письма распечатаешь, принесёшь мне на подпись в десять часов. Вместе с ними и то, что тебе подкинут. Потом всё зарегистрируешь в канцелярии. Адресные они на отправку заберут, а факсимильные отошлёшь по факсу.
- Хорошо.
- С девяти часов можешь ко мне пускать жаждущих на приём. Отвечай на звонки, на меня можно переключаться кнопкой коммутатора.
Я прилежно слушал и кивал головой.
- Записывай все встречи, что мне будут назначать. Всё. Иди.
Я с послушанием первоклассника развернулся и направился к двери.
- И брюки нормальные купи, пижон. Чтобы жопу так не обтягивали.
- Зачем же красоту прятать? – справедливо оскорбился я. Вообще, у меня аппетитная задница. Бабуля моя всегда шутила: «Попка как орех, так и просится на грех». Дошутилась. Грешу я этой попой с удовольствием и регулярно.
- Перечим начальству? – мгновенно помрачнел Михаил, постукивая пальцами по гладкой поверхности стола. – Отец в детстве мало жопу драл?
- Слава Богу, с семи лет он избавил меня от своего приятного общения, - мой нос упрямо задрался вверх.
Босс встал и подошёл ко мне вплотную. Глаза у него были как иголки, которые пытались сделать во мне множество маленьких дырочек. Если бы это было возможно, то ещё немного и я бы напоминал собою решето.
- Советую тебе сдерживать свой язык. – Его рука больно сжала моё плечо. – Ты понял?
- Да.
Под угрожающим взглядом шефа стало неуютно, я внутренне напрягся, физиономия моя приняла то самое выражение, которое так выбешивало мою маму.
- Пофигист хренов, - Михаил отпустил меня. – Иди, работай. В десять не забудь бумаги принести.
Я пулей выскочил из «камеры пыток». Да, язык мой – враг мой. Как бы научиться держать его за зубами?
Устроившись за своим рабочим столом, я удивлённо разглядывал заставку на мониторе, которая осталась от последней владелицы этого места. Какой-то парень с накрашенными губами и ресницами, улыбаясь, смотрел на меня. Ну, прямо картинка! Только косметику смыть. В уголочке фото было написано – Джонни Вейр. Интересно, кто такой? Но заставку, всё же, надо поменять. Поставлю скрин из последней версии «Диабло». Так, где тут письма? Наверняка есть готовые формы, и грузиться тогда не нужно. Через пару минут я нашёл готовое письмо, и быстро настрочил то, что дал мне шеф.
Приходили дамочки и приносили свои бумажки, складывая в папку для директора. Я ловил на себе их заинтересованные взгляды. Босс первую половину дня был смурной. Гонял меня с бумажками по этажам. Я уже думал, что обед пропущу. Но ровно в двенадцать офис наполовину опустел и МихалСеич свалил подкрепиться. Я достал контейнер, в который мамуля заботливо положила обед, и отправился испрашивать соизволения в канцелярии разогреть макароны с сосисками. Тётеньки мне искренне обрадовались. В уютном кабинете на обед собралась и канцелярия, и бухгалтерия. Они пустили меня к микроволновке и усадили с собой за стол.
- Ну, и как тебе, Юрочка, наш шеф?
- Нормально, - вытолкнул я из себя вымученные слова и продолжал жевать макароны.
- Секретарши у него не задерживались, - наперебой продолжали посвящать меня в офисные подробности женские голоса, - максимум два месяца – это рекорд.
- Я год продержусь, - ляпнул я, не задумываясь о последствиях.
- Ой, ли?! – воскликнула главбух.
- Спорим? – загорелся я азартом. Рисковый я человек на самом деле.
- На что?
- Ну… На желание.
- Пойдет, - довольно рассмеялась женщина.
Мда, попал ты, Юрка. Теперь придётся год терпеть того индюка. По всей видимости, характер у него отвратный.