Глава 2.2

Солнце уже зашло за горизонт, оставив напоследок невероятно-розовое небо. Башня небоскрёба словно разрезала его, сверкая тысячами огоньков, щедро усыпавших её стеклянную поверхность. Чем ближе мы подъезжали к её подножию, тем сильнее меня пробирала дрожь. Иногда, когда я пешком проходила возле неё и задирала голову вверх, чтобы охватить взглядом вершину, земля будто уходила из-под ног.

Егор подъехал к оранжевому шлагбауму и, взяв жетон, повернул на прилегающую наземную парковку, сплошь забитую дорогими автомобилями. Чёрные, серебристые, белые - какие угодно, но всё же монохромные, они оставались холодно-безликими. Их морды щерились хищными решётками радиаторов, кузова блестели бриллиантами в свете фонарей, отражая улицу, словно зеркало.

Беккер ловко загнал свой паркетник на свободное место. Я вышла из машины, аккуратно открыв двери, чтобы не задеть стальной бок соседнего купе на огромных чёрных кованых дисках, сквозь которые просматривались ярко-красные суппорты тормозов. Красиво и чертовски дорого.

В большом, полупустом лифте, поднимающем нас высоко вверх, ярко горело освещение, будто мы были в операционной, а не в стальной коробке, созданной для перемещения. Я по привычке прижалась к Егору, с трепетом ощущая, как его руки поглаживают меня по ягодицам. Парочка слева от нас совершенно не интересовалась происходящим — их заботили исключительно они сами.

Подъём показался мне безумно долгим. Едва стальные двери распахнулись, являя нашим глазам классические интерьеры «Панорамы», Егор взял меня за руку.

— Добрый вечер, — приветливо улыбнулась девушка-хостес. — Вы бронировали столик?

— Здравствуйте, — Беккер одарил её дежурной улыбкой. — Бронь на Беккера.

— Да, конечно, пройдёмте.

Егор не отпустил мою руку — мы так и следовали за девушкой сквозь зал в сторону панорамной стены. Егор остался себе верен и здесь — он всегда выбирал столики с видом на город.

Боковым зрением я заметила знакомое лицо — и немудрено - «Панорама» была популярным местом среди моих знакомых и клиентов фирмы. Чуть повернула голову, чтобы выразить уважение и поприветствовать кивком и улыбкой.

Какая встреча! Господин Градов в компании с презентабельными супругами за сорок. Они оказались мне незнакомы — но всё же делать вид, что я не заметила Градова, было уже поздно. Ибо он уже встретился со мной взглядом.

Скривив губы в полу-улыбке, вежливо кивнул мне. Я ответила тем же и отвернулась.

Все несколько шагов до нашего столика я ощущала лопатками внимательный, словно преследующий меня взгляд.

— Приятного вечера, — хостес оставила нас наедине.

— Благодарю, — сейчас Беккер ничем не напоминал брутального байкера. — Что будешь? — обращено уже мне.

— Как обычно, — пожала плечами. — Ой, а давай я сюда, — выбрала место, где Градов мозг лицезреть только мою спину. Раз уж она ему так нравится, пусть наслаждается.

Устроившись, сразу же уставилась на раскинувшийся внизу ночной город. Почему-то только сейчас я прислушалась и поняла, что по ресторану льётся нежная фортепианная мелодия. И правда — рояль на небольшом возвышении в этот раз не пустовал.

Расслабившись, чуть прикрыла глаза, наслаждаясь атмосферой.

— Всё в порядке?

— Конечно, — мягко улыбнулась Егору. — Сделаешь заказ?

Я словно отключилась от этого мира — с Беккером я могла позволить себе это: быть собой, молчать и не тяготиться этим молчанием.

Приглушённый свет в зале не давал стёклам бликовать, и оттого весь город открывался, как на ладони. Вот, через пару кварталов, оперный театр, с подсвеченными иллюминацией колоннами. За перекрёстком — арбитражный суд и тесно прижавшийся к нему шестнадцатиэтажный бизнес-центр причудливой формы. Через дорогу от них старый парк, с искусственным озером и островком с ротондой, мост к которой — излюбленное местечко для свадебных снимков. Мне нравилось гулять по этому парку — присесть на резную скамейку и пить кофе в длинных перерывах между судебными заседаниями.

А если проследить взглядом дальше, во тьму, где меньше всего фонарей и автомобильных фар, то окажешься на парковке перед офисом Градова.

Вздрогнула. Даже тут он умудрился отметиться. Ну что за дела-то? Пять лет — ни слуху, ни духу, ни единой встречи, ни намёка… а стоило один раз увидеться — и всё. Теория вероятностей, так долго игравшая мне на руку, решила сталкивать нас лбами и всячески напоминать о том, что я так долго старалась забыть.

Уже потом, через полгода, быть может, год, после того сообщения, которым я оборвала связь, я поняла, что никакой трагедии или драмы в ней не было. Я сама влюбилась, как дурочка, и посмела пожелать большего, за что жизнь недвусмысленно поставила меня на своё место. Без намёков. Быстро и грубо.

Что бы меня ждало в ином случае? Даже думать об этом не хотелось.

Мы провели совершенно изумительный вечер — несколько тёплых часов, после которых я ощущала себя слегка опьянённой от внимания и чувств. С Егором было так… легко и сложно одновременно. Может, именно это и зацепило меня в нём. Может, именно это и заставляло каждый раз возвращаться к нему, сквозь ссоры, обиды и разногласия; забывать о его поступках, после которых мне не хотелось его видеть никогда.

Когда Беккер расплатился и мы направились на выход из «Панорамы», столик Градова пустовал. На нём осталась лишь чёрная книжица счёта, что значило: он ушёл чуть раньше нас.

— Останешься у меня? — уже в машине Егор притянул меня к себе, оставляя едва ощутимые поцелуи на моих щеках, краешках губ, подбородке. Словно смаковал прежде чем получить одно из главных блюд.

— Не в этот раз, — прошептала в ответ, подставляя лицо под его губы. Я чувствовала себя такой любимой, нужной, идеальной в этот момент.

— Жаль.

Он поцеловал меня многообещающе, словно надеясь пробудить в моей памяти воспоминания, которые помогут понять, от чего я отказываюсь. Губительная нежность, вдруг обратившаяся страстью. Я поймала его руки, уже скользнувшие под пиджак, пробравшиеся под топ, уже накрывающие тёплыми пальцами полушария груди сквозь тонкое эфемерное кружево.

— Домой, Егор, — намекнула мягко.

Беккер разочарованно застонал.

— Вот что ты делаешь со мной, Кристина?

Я скосила глаза на его пах и, удовлетворённая увиденным, накрыла ладонью его ширинку, чувствуя под ней твёрдость и силу мужского желания. Чуть сжала, заставив Егора чертыхнуться сквозь зубы.

Мне не меньше, чем ему, хотелось расстегнуть эту чёртову молнию, освободить его член из плена нижнего белья и, слизнув выступившую капельку смазки, со смаком обхватить его ртом. Так, чтобы Беккер застонал и, удерживая меня за волосы, направил ниже, заставив взять его сильнее, глубже, чувственнее. Прямо тут, на передних сидениях автомобиля, на этой чёртовой парковке, заставленной дорогими тачками, на виду их водителей и пассажиров.

Но… не сегодня.

— Я тоже хочу тебя трахнуть, — вместо этого лишь сказала я, прекратив его мучить. — Завтра. Или через неделю. Посмотрим.

— Ты такая вредная сучка, Беляева, — фыркнул Егор, запуская мотор.

— За то ты меня и любишь, — пожала плечами.

У моего подъезда я всё же дала слабину, позволив Беккеру расстегнуть мой ремень и брюки и засунуть руки мне в трусики. Пусть скрасит ночь этими яркими воспоминаниями, которые я сделаю ещё ярче парочкой откровенных кадров. В следующую нашу встречу он будет брать меня часто и много — но так игра только интереснее.

— Сладких снов, — подарила ему напоследок поцелуй и выскользнула из тёплого салона автомобиля в прохладную, освежающую и отрезвляющую ночь.

Уснула я только после того, как отправила-таки Егору несколько весьма провокационных фото. И чёрт побери, могла ли я подумать после всего этого, что впервые за долгое время мне снова приснится... Градов.

В отличие от своего реального прототипа, он не церемонился и не играл в галантность. Он был решителен и — может быть — даже груб. Раздевал меня; целовал в шею, сжимая мои руки, не позволяя оттолкнуть его; отчитывал, чеканя слова; прикасался ко мне так, будто я снова принадлежала ему; впивался поцелуем, прикусывая мои губы, едва я смела взбунтоваться; спускал бретели бюстгальтера, оголяя грудь... Не смей закрываться. Ты — моя. Ты всегда была моей.

Это было не раз, это будет не раз

В нашей битве глухой и упорной:

Как всегда, от меня ты теперь отреклась,

Завтра, знаю, вернёшься покорной.

И оттого так сладостно-мучительно, невообразимо реально снова быть с ним — таять от его рук, задыхаться от его губ, прихватывающих грудь, от его языка, жалящего огнём. Хотеть его, плавиться от вожделения, захлестнувшего разум и тело, жаждать его.

Но зато не дивись, мой враждующий друг,

Враг мой, схваченный тёмной любовью,

Если стоны любви будут стонами мук,

Поцелуи — окрашены кровью.

(Н. Гумилёв)

...Впервые за долгое время я проснулась посреди ночи, ошалевшая, вспотевшая, с сошедшим с ума сердцебиением и учащённым дыханием. Мне было влажно, жарко и горячо.