Глава 8

Осмотр я выдержала. Слава богу прошёл он быстро. Диагноз — абсолютно здорова.

— Венерической сыпи на теле не обнаружено и вшей, к счастью, тоже, — радостно перевёл мне с тайского Григорий.

Я не собака! Я человек. Я личность! У которой в груди бьётся сердце. Оно болит. Оно чувствует. Оно рвётся на части! Но вам не понять. Вы все давно уже сгнили изнутри, одержимые насилием и деньгами.

После осмотра нас ожидало знакомство с теми, кто заявил на нас свои права. С господином Башкировым — хозяином притона, владельцем невольничьего бизнеса.

Нас завели в неизвестную мне комнату, выстроив по росту в единую шеренгу. Здесь было невыносимо душно, накурено, неуютно. Впрочем, как и во всём доме. Для меня до сих пор оставалось загадкой в какой именно стране мы находимся. Либо Китай, либо Таиланд.

Интерьер в накуренном зале заметно отличался своей роскошью. Я даже рот приоткрыла от необычного царского стиля: дорогая винтажная мебель, интерьер преимущественно в тёмных тонах, под моими босыми ногами — идеально чистый ковёр с диковинным узором, над головой — большая хрустальная люстра. Я таких сказочных апартаментов никогда в жизни не видела. Всё было бы идеально, если бы не ОНИ. Трое незнакомых мужчин. Больше похожих на жирных кабанов, нежели на людей, на чьи мясистые туши натянули смокинги от «Armani».

— Почему так долго? У нас теперь большая задержка по времени! — Захрипел один из «кабанов». Самый жирный и самый страшный. С тройным подбородком, свиную шею которого перетягивала золотая цепочка весом в полтонны.

— Прошу прощения, Господин Башкиров. Машина в дороге сломалась, — Григорий преданно поклонился, невольно заикнувшись.

Врал он очень убедительно. Впрочем, ему не привыкать. Эти «Господины», деловито расположившись за огромным столом из красного дерева, беззаботно играли в карты, распивали спиртное и покуривали тяжёлые, импортные сигары.

— Время деньги, ты же знаешь.

— Понял, понял, дорогой! Как скажешь…

— Вот и поговорили, — хмыкнул главный свин, — вместо обещанной суммы, ты получишь лишь пятьдесят процентов.

— Как скажете. — С хрустом сжал кулак.

Мне показалось, что Григорий сейчас разрыдается от отчаяния, а затем от злости кого-нибудь застрелит.

— Ну давай, чего встал как истукан! Показывай свой холёный товар.

— Мы уже успели немного оценить, там, во время мойки. Ничего такие дырочки. Но не идеал! Бывали и лучше. — Отчеканил другой мужчина, делая глубокую затяжку.

Сволочи! Не дырочки, а девушки. Мы личности, мы люди! А не куклы бездушные… Теперь понятно, для чего тонированное стекло в душевой, как в тюрьме. Чтобы глазеть на моющихся рабынь.

— Эти тоже хороши. Вот, зацените! — Григорий демонстративно схватил одну из рабынь и с силой рванул на ней халат.

— Ну, Господа, айда оценивать! — Башкиров радостно потёр сальные ладони друг о друга.

Мужчины в роскошных костюмах принялись пристально рассматривать голое тело невольницы, перешептываясь между собой. Каждый из них по очереди трогал её грудь, пощипывал за соски, совал руки между ног, лапал ягодицы. Девушка, стиснув зубы, крепко зажмурив глаза, послушно терпела их надругательства, вероятно, прокручивая в уме лживые слова Григория о «роскошной жизни».

— Ни чё такая цацка. Пойдёт! Этой надень браслет на «десятку». Она ещё целая?

— Целая, целая! И послушная! — Григорий кивнул и быстро нацепил рабыне на запястье красную ленту, с «номером 10». Позже я узнала, что это значит — стартовая цена. Десять тысяч долларов. Высший сорт.

— Отлично. Увести, приодеть и выставить через час на торги! — Приказал Башкиров.

Девушка облегчённо выдохнула, когда один из охранников быстро вывел её прочь из комнаты.

— Следующая!

Дальше они раздевали всех девушек по очереди. Щупали, трогали, заглядывали в рот, нюхали волосы, наклоняли как кукол неваляшек вперёд-назад, влево-вправо, укладывали на стол, широко разводили ноги, проверяя на наличие гибкости. Нас не воспринимали как людей. Нас принимали за животных. За скот. Или за вещи. У которых не было ни чувств, ни сердца, ни души.

Они осматривали девушек по очереди. Одну за другой, одну за другой. Награждая бирками, словно ценниками, как товар на рынке, пока в помещении не осталось три девушки, включая меня. Один урод всё же не сдержался. Схватил за волосы молодую блондинку и разложил её на столе, принявшись одичало расстёгивать ширинку на брендовых брюках, выкроенных как на слона.

— Эй, Каминский! Ты что задумал? — Рыкнул главный мафиози.

— Не кипятись, брат! Не целка ведь! Грех не воспользоваться. Чёрт я люблю свою работу!

Ублюдок взял девушку в нашем присутствии. Забросил её тощие ноги к себе на плечи и жёстко отжарил, никого не стесняясь. Вероятно, был пьян. Или находился под действием наркотиков. Я отвернулась и закрыла уши ладошками, чтобы не слышать её плача, не видеть её слёз и не слышать стонов невменяемого монстра.

Когда всё закончилось, они разложили и меня на том грёбаном столе, запачканном белым порошком, пеплом от сигарет и липкой спермой. Жирные, уродливые с больным, наполненным бешенством взглядом, они уставились на меня как голодные шакалы на кусок нежного мяса. От них несло алкоголем и сигаретами, а их чёрные зрачки, в которых не было ни капли жалости, были расширены до предела и почти полностью занимали радужку. Тогда я не выдержала. Перестала себя контролировать. Вцепилась одному ублюдку ногтями в рожу, намереваясь выцарапать глаза этой мерзкой скотине, но его друг вовремя успел дёрнуть меня за волосы.

— Сука! Это что ещё за бешеная кошка? Я думал мы договорились, что вы доставите нам покладистых шлюх! Покорных! А у этой что? Вагина что ли золотая?


— Она немая! — Григорий попытался оправдаться, чтобы сохранить свою задницу в целостности и сохранности.

— Ну ясно. Ладно, оставляем. Богатенькие извращенцы любят неполноценных. Их это заводит. А значит...


— Значит спрос на её дырку утроится! — Гоготнул один из товарищей.

— Точно! Особенно если она ещё плёночная. — Остроумно добавил господин Башкиров.


— Она девственница.

Они ещё немного посмеялись, а затем улыбка с лица главной мрази резко испарилась.

— Ладно, хватит веселиться. Пора заняться бизнесом. Через несколько минут начинаем аукцион. Эту, — тряхнул за волосы, — причесать, накрасить, приодеть. Красивая, сучка, но дерзкая! Впрочем… попробую её Махмуду толкнуть. Он любит синеглазых русских нимфеток. А ещё любит пожестче. Тот ещё извращенец психованный. Ах-ха! — заржал так дико, что слюни в разные стороны полетели, забрызгав моё лицо, — Самым непослушным вколи «похуин». Двойную дозу. Этой только половину. Чтобы на сцене выглядела естественной. Всё, Григорий, вали давай! Не опаздывайте.

Меня дико трусило. Набросив халат на моё бледное тело, Григорий быстро повёл меня прочь из комнаты, послушно исполняя приказ главных мерзавцев.

Первым делом, он вколол мне в шею какой-то жгучий препарат, от которого сначала было больно, а затем вдруг стало хорошо. Мне казалось, что у меня выросли крылья и я превратилась в бабочку, а окружающий мир — в сказку. Меня нарядили в уродливое полупрозрачное платье с блёстками, словно рождественскую ёлку, красиво уложили волосы, превратив пряди в пышные волны, накрутив локоны на плойку. В ноги швырнули туфли на тонкой шпильке, на которых можно было бы с лёгкостью убиться, переломав себе ноги. Заставили надеть. Но размер не подошёл. Тогда толстокожие бараны вышвырнули меня на сцену босой. Макияж лёгкий, ненавязчивый... Кроме ресниц. Их мне наклеили, сделав из меня живую куклу. Послушную, благодаря препарату. Я плавала где-то далеко-далеко, в другом измерении. Улыбалась. Ловила разноцветных светлячков и смеялась.

Пять минут, и вот я уже стою перед огромными портьерами, с предвкушением выйти на «большую сцену». Как будто я звезда, которая готовится к первому в её жизни дебюту.