2 глава Часть 2

Моя комната, которую выделил хмурый дед, находилась на первом этаже и была маленькой и темной, с неярким освещением в одну лампочку, с минимумом мебели: кровать, стол, шкаф. Плотные коричневые шторы поверх простенького бежевого тюля создавали некоторый уют, угрюмый, но уют. Второй этаж, как скупо объяснил дед, закрыт до лета.

«О, клёво, тут лето бывает», — подумалось мне. Летом можно будет бродить по лесу, читать на улице до самого вечера, чтобы минимизировать общение с нелюдимым альфой. А зимой… я не знаю, как я тут выживу с этим типом взаперти.

Альдис остался на ночь, собираясь уехать утром. Вначале дед припахал его помочь во дворе, а меня оставили разложить свои вещи и размещаться на новой территории.

— Накроешь на стол. Ужин через час, — буркнул дед и ушел с Альдисом на улицу. — Чуни не забудь надеть, по полу дует, — обернулся он в дверях и окинул взглядом мою фигуру, недовольно качая головой.

Я сняла куртку и решила не задерживаться в комнате. Не хотелось с первых минут вызывать недовольство хозяина еще и своей нерасторопностью. А хозяйничать на чужой кухне все равно быстро не получится. Хотя я, конечно, понимала, что угодить деду в принципе невозможно, и все мои действия он будет пропускать через призму недовольства, вызванного этим дурацким Милошем до моего появления. И я его понимала.

Напялив в коридоре самые маленькие чуни, оказавшиеся мне большими, — мягкие, шитые из толстой ткани мехом вовнутрь тапки, от которых ногам стало действительно теплее, — я зашла на кухню, повязала огромный зеленый фартук, несколько раз обмотавшись пояском, и раскрывая шкафчики, исследовала запасы имеющегося. Видимо, дед хотел унизить меня, показав в очередной раз мою никчемность, доказав, что я ни на что не годна, даже накрыть на стол, как подобает.

Открыв шкаф под мойкой, — вся мебель была добротной и сделана на века, — я увидела ведро с картошкой и воскликнула, возрадовавшись: «Боже, ты есть!»

Больше всего я любила картошку в любом виде. Под нее любые закуски шли, она сочеталась с любым, «ну почти с любым», — поправил меня суслик, поведя мокрым носом, — блюдом. Раз дедище не дал мне никаких ценных указаний, буду поступать по своему усмотрению. Достав кастрюлю, набрала из-под крана воды, поставила на плиту, зажгла огонь. Потом заметила чугунок, стоявший дном кверху, и перелила воду из кастрюли в чугунок, умостив его на ревущий огонь в печи.

«Правильно, — закивал головой суслик, — а то еще в расточительстве обвинят — ишь ты, газ зря жечь, когда печка нормально кочегарит».

Быстро, но неаккуратно, срезая толстые слои шкурки, — ибо тут или быстро, или аккуратно, — почистила картошку, промыла ее в кастрюльке и переложила в чугунок, закрыв крышкой. Поискала было листочек лаврушки, но зрительно такового не нашла, а экспериментировать с имеющимися приправами именно сегодня мне показалось плохой идеей.

«Да уж!», — поддержал меня суслик, почесав лапой круглое ушко.

В холодильнике я нашла литровую банку соленых грибов, подозрительно похожих на грузди, и сглотнула сразу же обильно выделившуюся слюну. Дома я страсть как любила грибы, но после отъезда из деревни они были редкими гостями на моем столе. Шампиньоны, конечно, вкусные, особенно зажаренные на масличке сливочном, с приправами и зеленью и потушенные с картошкой, но грузди ничем не заменишь. Грузди я переложила в красивую тарелку, полила подсолнечным маслом, жаль не нашла репчатый лук, тут его сильно не хватало. Затем достала вилки, ложки, ножи, нарезала хлеб и снова открыла холодильник, обозревая банки-коробочки-упаковки. Вытащила шмат домашней колбасы и крупными кусками нарезала ее, разложив по кругу на блюдо.

В морозилке самым подходящим показалось сало, больше похожее на грудинку, с розоватыми прослойками мяса. С трудом нарезав замерзшее сало на небольшие кусочки, я заметила в буфете бутылку с прозрачной жидкостью. Эх, как бы она мне сейчас пригодилась, будь это самогонка или водка.

«Не-не-не! — взволновался внутренний суслик, — это уже перебор будет».

— Да знаю я! — возмущенно фыркнула в ответ, помыла нож и убрала его в ящик стола. Снимая прихваткой крышку с чугунка, впервые за время, проведенное здесь, улыбнулась. Картошечка была желтой и уже начала развариваться, а запах стоял — м-м-м! — зашибенный. Посолила на глазок картофель и протерла поверхности влажной тряпкой, расставив тарелки на столе в четком порядке. Перфекцифигист во мне остался доволен.

Когда я слила воду и пересыпала картошку в большое глиняное блюдо, хлопнула входная дверь и дед с Альди, переобувшись в чуни и сняв верхнюю одежду, вошли в кухню. Желтое масло плавилось на картошке, я скромно отошла в сторону и исподволь посмотрела на реакцию деда. Он повел внушительным носом с горбинкой, принюхиваясь, оглядел стол, крякнул, осмотрелся вокруг, будто ища фею, которая помогла мне собрать на стол, не веря, что Прошка сам на такое сподобился, и с интересом взглянул на меня.

— Хм. Ну, приглашай к столу, Прошка. Или ты немой? Ни слова еще не промолвил. Хотя это, как раз, омегу красит, — впервые он разразился такой длинной тирадой, чем удивил и меня, и разрумянившегося на морозе Альдиса.

«Ебануться!» — подумала я и суслик во мне, возмущенно блестя глазками-бусинками. Ну, собственно, на другое я и не рассчитывала.

Я приглашающе провела рукой:

— Прошу к столу, — мелодичный перелив голоса Милоша, к которому я все никак не могла привыкнуть, музыкой прозвучал в большой теплой кухне. Сняв фартук и повесив его на прежнее место, на крючок рядом с дверью, я заняла стул подальше от стрёмного деда и замерла, сложив кисти рук на столе. От Аши явно веяло патриархальностью и домостроем, и прежде, чем я влипну в новые неприятности, надо было подробнее узнать здешние традиции и непреложные правила.

Удивленное лицо Альдиса доставляло мне массу приятных ощущений. Он все никак не мог соотнести модельку в модном прикиде розового цвета со стразиками и хозяюшку в фартуке с конским хвостом на голове.

«Так ему», — свистнул суслик, всё ещё боязливо поджимавший лапки.

«Плюсуюсь. Васяткой будешь, дружище. Раз нам вместе куковать».

Суслик внутри меня застенчиво поскреб правой лапкой песок и одобрительно кивнул головой.

— Ну что уселся, обслужи, — громкий голос хозяина дома ворвался в мои личные переговоры с Васяткой, и я вздрогнула.

«Обслужи», — приказал муж, когда первый раз разложил меня на супружеской постели, вытрахав все мозги через одно место, по которому все пошло, едва я попала в этот мир. Выполняя его приказание, слизывая свою смазку с его бодро торчащего органа, я сжалась внутри, стараясь не перечить, и буквально почти сразу завелась сама, хотя раньше мне оральный секс удовольствия не доставлял, но эти запахи, эти взгляды, этот абсолютно ни на что не похожий секс, и даже принуждение спустило во мне какую-то потаенную пружину, и дикий, безудержный секс-марафон прошел под галочкой — «гори оно все синим пламенем». Потом уже мне трудно было вспомнить, что за чем шло, помню, было так хорошо нам обоим, даже плохо.

Я испуганно посмотрела на деда, и он кивнул на тарелку с картошкой. Суслик внутри испуганно хрюкнул и отмер, подрагивая пальцем на левой лапке. А я медленно и с достоинством подошла к глиняному блюду и аккуратно положила домостроевцу в тарелку аппетитную желтую картошечку.

— Бутылку белой из буфета подай. И рюмки там же, — буркнул дед, утверждая свою единоличную власть в этом доме.

Я безошибочно достала две рюмки, простые, граммов на 100, из зеленого стекла, и поставила их вместе с бутылкой перед оттаявшим альфой.

Дед нечитаемо зыркнул на меня, кивнув головой, отправляя меня на место, откупорил бутылку, разлил спиртное по рюмкам и протянул одну Альдису:

— Во здравие!

Мужики выпили, закусывая салом, а у меня фантомной дорожкой прожгло горло, представляя, как опустилась бы эта жидкость вовнутрь, опаляя и расслабляя нервную систему.

«Ничего, Васятка… — я мысленно погладила присевшего на задние лапки, обидевшегося рыжика по гладкой шелковистой голове, — и на нашей улице перевернется грузовик с Колином Фарреллом».

Есть я старалась аккуратно, ножом и вилкой, стараясь не уронить достоинство еще больше, чем это уже было сделано до меня.

Накалывая домашнюю колбасу, дед с одобрением качнул головой:

— Годно порезал. А то городские все норовят тоненько напластать. Да тогда весь вкус теряется.

«Святые кочерыжки! Это он, получается, похвалил Прошку-то?!» — я старательно сдержала эмоции, хмыкнув про себя. «Не учи ученого кушать хлеба печеного! Это ты, дед, Альдиса с Тори учить будешь, как в деревне колбасу режут».

Насытилась я быстро, особо налегая на грибы, они оказались по вкусу очень похожими на грузди, и у меня аж за ушами пищало. Любила я раньше поесть, отчего такой фигурки, как у Милоша, без диет и силовых тренировок ни за что было бы не добиться. «Люблю повеселиться, особенно пожрать, двумя-тремя батонами в зубах поковырять», — говорили у нас в общаге. С тех пор я так и не разлюбила это дело — вкусно поесть. Оно мне заменяло личную жизнь, поэтому я себе часто позволяла вкусности. Это были не только сладости, но и рыбка, и суши, и мясные салатики, и соленые огурчики.

Надо было бы посидеть за столом, послушать, о чем беседуют альфа с бетой, но меня от усталости и сытости стало нещадно клонить в сон. Не хватало еще заснуть за столом и навернуться со стула. Общая слабость организма тонкого-звонкого омеги давала о себе знать. Милош сам по себе не был сильным и выносливым, а перенесенное отравление, накачивание лекарствами и прошедшая течка в интенсивном режиме сказались.

— Аши, Альдис, благодарю за ужин. Позвольте удалиться, — вежливо произнесла я.

Васятка зааплодировал, одобрительно кивая головой.

— Какой я тебе Аши, Прошка? Для тебя я Ашиус. Так и зови. Ясно? — рыкнул дед, наливая по второй.

Васька дернулся, подпрыгнул и свинтил за куст, спрятавшись и выставив оттуда драный лысый хвост с редкими ворсинками.

— Простите, Ашиус, — я встала и вышла из-за стола, и поплелась в свою комнату, чувствуя невероятную усталость.

— Посуду потом приберешь, — крикнул вдогонку несносный дед, выпил и звонко хлопнул пустой стопкой о стол.

«Да пошел ты нахер, домостроевец сраный!» — вызверилась я про себя и рухнула на постель даже не раздеваясь, подтянув кусок свисающего одеяла и успев подумать о превратностях судьбы. «Из каждого события нужно извлекать урок, чему-то учиться. Не всегда удается сразу научиться правильно, и жизнь редко отправляет на пересдачу экзамена. А меня вот отправила. Значит, подучим матчасть и вместе с Васяткой пересдадим на отлично!»

Сон навалился внезапно и наконец-то я смогла расслабиться и перестать корчить из себя неизвестно кого — то ли исправившегося Милоша, то ли изменившуюся себя.

А утро наступило внезапно, за плечо затрясли жесткой рукой и первым желанием было послать куда подальше этого нахала, но я сдержалась и открыла глаза.

— Вставай, умывайся, ходи на кухню, — буркнул дед и вышел из комнаты.

За окном серело.

Мать вашу за ногу! Опять двадцать пять! Уезжая из деревни в город, я радовалась тому, что больше не придется ходить за скотиной, вставать ни свет, ни заря, ковыряться в огороде, и на тебе — опять та же херня. Суслик спал, свернувшись клубочком, уютно посапывая, и мне хотелось последовать его примеру. Ну вот что, что мне сделает этот изверг? Выгонит на улицу? Жрать не даст? Хворостиной отстегает? Нууу, в принципе все это он может. А мне и идти-то некуда. Надо вставать.

Со скрипом потянулась, зевая во весь рот. Будучи жаворонком, мне было не трудно вставать по утрам, но даже для жаворонка есть существенная разница — подняться в пять утра или в семь. Я предпочитала в семь, но кто меня теперь будет спрашивать?

Открыв кран в ванной комнате, я с восторгом осознала, что тут есть горячее водоснабжение. Ооо, это был кайф! Больше копания в огороде и ухода за скотиной я страдала от отсутствия горячей воды и полноценного купания в ванне — вот и первый плюсик. Наскоро умывшись, вернулась в комнату и переоделась в одежду из своего чемодана — вчера вещи разобрать не получилось. Кстати, Альдис все-таки взял это розовое великолепие, вопреки своим словам. Порылась в вещах, достала расческу, заплела себе две толстые длинные косички, чтобы волосы не мешались, потому что уже поняла, что к работе дед меня пристегнет с самого утра и до упора, а длинные волосы, к которым была непривычна, будут досадной помехой и раздражающим фактором. Обрезать их, что ли? Может муж тогда от меня отвернется и отстанет нафиг. Хотя речь шла о каком-то договоре, значит мой вид для мужа никакого значения не имеет. Узнать бы еще об этом договоре подробнее.

За столом кухни уже сидели Альдис и Ашиус, ожидая только меня. На сковороде посреди стола шкварчала яичница с салом, луком и помидорами, присыпанная зеленью. Посуду, которую я вчера не помыла, сложили в углу мойки.

Завтракали в молчании.

Альдис, по привычке, с удивлением разглядывал меня, стараясь это делать тайком. Дед не одобрял такого внимания, когда на омегу, да еще с душком, откровенно зыркают чужие мужчины, будь они бетами, альфами, или даже петухами. Знавала я такой тип собственников.

Завтракать особо не хотелось, хотелось кофе и сигаретку. Но выбора не было, поэтому я ковырялась в яичнице, обходя стороной куски сала.

Дед неодобрительно посматривал, но молчал.

— Тори передавай, пусть не забывает деда. Пусть уж найдет время навестить меня. За Прошкой присмотрю, но и он пусть там не бузит. Так и передай, — Аши пожал руку бете у порога и отступил в сторону, давая возможность мне попрощаться.

— Ээээ… Ну вы это… — растерялась я, — до свидания, хорошей жизни, удачи и денег побольше. Держитесь там.

Альди улыбнулся и махнул головой:

— Передам.

Не дожидаясь команды, я ушла на кухню и принялась убирать со стола, перемывая сегодняшнюю и вчерашнюю посуду. Дед сел за стол и смотрел, как я ловко управляюсь, начисто отмывая тарелки, выкладывая отмытые кверху донышком на полотенце, чтобы стекла вода.

— Садись, — отрывисто бросил он, когда я закончила расставлять посуду, сняла фартук и вытерла полотенчиком руки.

— Здесь живут просто, в строгости и правил не нарушают. Крутить задом я тебе не позволю. Чтобы за ворота ни ногой. Это ясно? — Аши вперился в меня тяжелым взглядом.

— Ясно.

«Одно не понятно — за что мне такое счастье привалило? — подумала я, — Может я когда-то старушку через дорогу не перевела, или бабочку важную случайно раздавила?»

— Связи тут нет. Деревушка ближайшая находится в трех километрах, здесь все друг друга знают. И про тебя, Прошка, тоже все наслышаны. Уж не знаю, что там между вами с Тори пробежало, да и знать не хочу, но блудить я тебе не позволю. Здесь один закон — мой. Как я скажу, так и будет. Захочешь убежать, привезут обратно, отхлещу ремнем так, неделю встать не сможешь, и на всю жизнь запомнишь. Места тут дикие, иногда зверье выходит в холодные зимы к подворью. Так что замерзнуть и потеряться легко. Тори говорил, что ты память потерял?

Я молча кивнул головой.

— Ну-ну, — хмыкнул дед. — А так и не скажешь. Так вот это тут не сработает, сразу говорю, чтобы потом недопонимания не было. Истерик не потерплю. Смирись и слушайся. Будешь выполнять, что сказано, будем жить мирно. А между собой сами разбирайтесь — не мое это дело. Просто так, без дела, тут никто не сидит, и ты свой кусок хлеба отрабатывать будешь: есть приготовить, убрать-постирать, полы помыть — это на тебе, задаром кормить не буду. Понял, Прошка?

Да куда уж понятнее. Даже не знаю, если бы у меня был выбор — видеть ненавистного мужа, который иначе как «дешёвка», «обслужи», «дрянь» ко мне и не обращался, или жить полгода в этой глуши, я бы самостоятельно выбрала глушь — пусть тут и работать придется много, зато все по-честному.

Я смотрела в одну точку на столе, краснея щеками, так ни разу и не подняв взгляд на сурового деда. От выволочки и этого «Прошка» было неимоверно обидно и стыдно. Но я всегда такой была — кто-то поет, не попадая в ноты, или ведет себя вызывающе, а стыдно — мне.

Нынче же еще и обидно до слез, и даже суслик выбрался из-за куста и погладил меня по лицу, вытирая виртуальные слезы, и погрозил пальчиком: «не плачь! не смей! ты сильная!».

— Почем зря третировать не буду: поделал все дела, в доме чисто, есть наготовлено — занимайся чем хочешь. Стирка у меня раз в неделю — в понедельник, в воскресенье баньку топлю. Уборки тоже не слишком много, так что не будешь лениться, сживемся мы с тобой.

Я снова молча кивнула, признавая право хозяина дома.

— Сегодня иди, вещи разбирай, обживайся. Обед приготовишь, да полы помоешь и можешь заниматься чем хочешь до ужина. Встаю я рано, и ложимся мы тут тоже пораньше, не как у вас в городах, — Аши задумчиво посмотрел в окно, там уже значительно посветлело.

О, да… Что-то мне это напоминает! Внутренний суслик встрепенулся и подсказал:

«Да, Золушка, ты, кажется, хотела побежать в парк, постоять под королевскими окнами. Да только прежде прибери в комнатах… вымой окна, натри полы, выбели кухню, выполи грядки, посади под окнами семь розовых кустов, разбери семь мешков фасоли — белую отдели от коричневой… познай самою себя… и намели кофе на семь недель».

— Раз в две недели я езжу в посёлок Таёжный, где самолет ваш приземлялся, закупаюсь если чего надо, так ты сегодня ревизию проведи — может надо что докупить — составь список.

— Кофе! Можно купить кофе? — робко и неуверенно спросила я. «И сигареты. Ты про сигареты забыла!» — подсказал суслик. «Василий! Помолчи лучше! Я и так тут первая блядь на селе, только сигаретки и не хватает для полноты образа», — шикнула я про себя на беспокойного сусла.

— Зачем покупать — вон пять пачек стоит. Сам не люблю эту гадость, а Тори с Альди пьют его помногу. Ты, как полки-то пересмотришь, скажи мне, отведу в сарайку во дворе — там тоже припасы имеются, — дед поднялся из-за стола и, обувшись, вышел во двор.

— Эх, Васятка, называется, почувствуй себя Золушкой, блин. «Натирая пол, я научилась танцевать. Терпя напрасные обиды, я научилась думать. И слушая, как мурлыкает кот — я научилась петь песенки».

«Зато никто не компостирует тебе мозги, — возразил сусл, — отработала — свободна!» И был прав.

В комнате стоял большой чемодан с вещами, которые мне собрал муж. Я перебрала их и осталась довольна. Тут не было ярких, цветастых выпендрежных одёжек. Все было практичным, теплым, удобным. Так что если ты, муженек, хотел меня этим поддеть, то у тебя не вышло. Фак тебе.

Когда вещи были развешаны и разложены в единственном шкафу, я заметила, что обуви там не оказалось, значит при мне были только белые ботиночки, в которых я приехала сюда и чуни деда, которые были мне великоваты. Мда. Далеко в них не сбежишь, да и по снегу бежать — безумие. Значит надо дождаться тепла, а заодно узнать больше о местности, жителях и что за гадский контракт у меня заключен с мужем.

До обеда было еще время, и я вытащила ноутбук, чтобы посмотреть, чем интересовался Милош. Ноут был разряжен в ноль, и я поставила его на подзарядку. Достала книгу из своего розового чудовища.

«Альфа моей мечты». Ну-ка, ну-ка… «Довольно красивый блондин с привлекательными темно-зелеными глазами, аккуратными усиками и небольшими бачками, подчеркивающими твердые линии волевого подбородка, альфа производил приятное впечатление».*

Фу. Меня затошнило. Розово-сопливые страдания меня и раньше не привлекали, а возможно просто сейчас настроение было не ахти, поэтому читать тут же расхотелось.

На кухне, разглядывая продукты, пришлось подключить фантазию, чтобы придумать нормальный обед. Хотелось привычной пищи, например супчика куриного, или рыбного, но в кухне нужного набора продуктов не было. Надо идти к дедищу, пусть покажет свою «сарайку», может там найдется нужное.

Я накинула куртку, надела белые ботинки и вышла на крыльцо. Деда видно не было. Во дворе стояла тишина до звона в ушах. Смолянистый запах высоких деревьев одуряюще обволакивал. Три одинаковых постройки стояли параллельно друг другу, двери были прикрыты, где его искать теперь? Я решила начать с ближней постройки. Дверь подалась легко, даже не скрипнув.

«Крепкий хозяйственник этот Ашиус», — цыкнул зубом Вася.

В помещении было темно и пахло чем-то с детства знакомым. Справа на полке, прямо у входа стоял таз с какими-то терпко пахнущими ягодами, их цвет в свете открытой двери разглядеть было невозможно — что-то серовато-черное. Я наклонилась понюхать — запахи в этом мире имели очень большое значение, а этот запах мне был чем-то знаком, вот только откуда я его знаю, пока не улавливала.

Я пошевелила липковатые ягоды пальцем, поднесла горсть их к носу. Странно. Вроде бы пахло какой-то знакомой настойкой. А вид ягод был мне совсем незнаком.

Странный клекот раздался совсем рядом и я внезапно увидела… петуха! Он яростно махал крыльями, подпрыгивал, надвигаясь на меня. От неожиданности я пульнула в него зажатыми в руке ягодами. Петух встрепенулся, передернулся всем телом и накинулся на ягоды, быстро склевывая их по одной.

Я не мешкая, радуясь, что петух перестал обращать на меня внимание, попятилась задом и вывалилась из постройки, плотно прикрывая дверь.

— Штоп ты сдох, скотина! — звонко выкрикнула я, прислонилась к двери и медленно выдохнула, успокаивая дрожащие коленки.

В детстве, когда мы с родителями еще жили в деревне, один петух повадился нападать на меня. Поджидал, выискивал и нападал из засады, высоко подпрыгивая и больно клюя. Он имел такой воинственный вид, что его боялись даже взрослые, да и клевался так больно, что потом синяки долго не сходили. Две недели я жаловалась родителям, но они только посмеивались, и только когда отец что-то чинил, согнувшись, а петух подскочил и клюнул того в зад, отец разозлился и вечером на столе у нас уже был вкуснейший суп из драчливого придурка. Поэтому на петухов у меня была маленькая фобия, о которой я даже успела забыть, а вот поди ж ты, вспомнила.

Дойдя до второй постройки, я приложила ухо к двери, опасаясь открывать ее, и прислушалась. Там раздавались какие-то шорохи, но вот так через дверь кричать во все горло: «Ашиус», — было стремно. Да и не похоже было на то, что дед там. Может там тоже какие-то животные. Ну нафиг. Дойдя до третьей постройки, в которой было тихо и дверь была заперта на ключ, я решила пройти вдоль забора, исследовать местность. Долго погулять не пришлось, я только рассмотрела баньку на отшибе, с другой стороны дома, начала подмерзать, шмыгая носом, и решила вернуться в дом. Мотнув головой, оглядывая территорию в поисках запропастившегося Аши, я увидела, что одна коса расплелась. Вот ведь гадство! Потеряла одну из двух имевшихся у меня резинок для волос. Вряд ли у старика будет запас резинок. Пришлось в темпе вальса идти обратно по своим следам, внимательно разглядывая снег в поисках голубой резиночки.

Сказать, что я расстроилась — значит ничего не сказать. Я дошла уже до сарая с петухом, но пропажа все не находилась. Приложив ухо к двери, я прислушалась, но там стояла полнейшая тишина.

«Ну ты и трусло!» — ехидно и тоненько захихикал сусл.

«Сам ты трусло!» — воинственно возразила я.

Пришлось перебороть страх и приоткрыть дверь на пару сантиметров. В щелке падающего света я увидела петуха — он бездыханно лежал, растопырив крылья и не шевелясь.

О, Боже! Я отравила петуха! Таки сдох! Что делать? Что делать? Мысли заметались перепуганными бабочками. Меня за такое дед со свету сживет! Черт-черт-черт! Сколько я гуляла? Полчаса примерно. Еще чуть-чуть и он совсем остынет и ощипать его уже будет невозможно. Кур надо ощипывать теплыми…

Я решительно открыла дверь, попинала петуха ногой, но его тушка не подавала никаких признаков жизни. Схватив петуха за два крыла, я бегом добежала до дома, ворвалась в кухню, бросила петуха в таз. Переоделась в чуни, скинула куртку на стул и принялась ощипывать его с хвоста. Перья выдергивались с трудом, надо было поторопиться, пока он совсем не окоченел. Когда последнее перо было выдернуто из хвоста, петух вдруг поднял голову и открыл мутный глаз.

— А-А-А-А-А-А-А-А! — завизжали мы на пару с сусликом. Я вскочила, таз с петухом загремел по полу, перья взметнулись в воздух, кружась по кухне.

— Что здесь происходит? — гаркнул дед, появившись в дверном проеме и стаскивая шапку.

Петух с голой гузкой подскочил и смешно побежал на разъезжающихся ногах, петляя между ножками стола. Я в испуге, не переставая орать, бросилась вон из кухни, сбив с ног деда, добежала до своей двери и закрылась на крючок.

«А вот теперь тебе точно пиздец», — ошарашенно пропищал Васятка и шмыгнул в норку за кустом.