Глава 2

Мужчины говорят, она производит на них непередаваемое впечатление.

Но сама лишь кивнула, давая понять, что возражений нет, есть только курс на дом. И возможно, ещё бы и пообсуждала с ним всякое разное, так как работа прежде всего, но…

— Желание клиента — закон, — ответила я с едва заметной улыбкой.

Ровно настолько, чтобы заказчик не чувствовал, что от него хотят избавиться. Ну, давай, хватит сидеть, иди уже. Что?

— Закон, говорите, — вдруг задумчиво протянул Лебедев, и мне вмиг подурнело.

Может, в обморок хлопнуться?

Второй раунд переговоров я не вытяну на уровне. Да и без уровня тоже. Надо срочно делать ноги. Но сама сидела в кресле, не шевелясь и глядя на собеседника. Только чуть вопросительно приподняла бровь:

— Конечно, закон, Глеб Александрович, — сказала как можно более убедительно.

И тут же задохнулась от тяжёлого взгляда, плавленого текучего серебра, которое ещё чуть-чуть — и коснётся кожи, обжигая до крика.

— Что ж, исключительно приятно иметь с вами дело, Ксения Георгиевна, — невозмутимо отозвался Лебедев, лишь на долю секунды задержав взгляд.

А потом поднялся, и мне пришлось тоже встать. Рукопожатие вышло крепким. У такого, наверное, и удар неплохо поставлен. Поэтому лучше дорогу не переходить.

Распрощались благодушно, Лебедев пообещал, что через секретаря уточнит время встречи.

Когда он покинул кабинет, я шумно выдохнула и только сейчас сообразила, что была словно натянутая струна. Всё же сила, исходившая от собеседника, ощущалась настолько остро, что в ней можно потеряться. Я потерялась, как та самая Гадя Петрович в исполнении Михаила Галустяна, что прыгала на батуте.

Положив руки на стол и уткнувшись в них лбом, попыталась привести мысли в порядок. Нельзя. Нельзя встречаться с Лебедевым вечером. Только утром, на свежую голову. Иначе результат следующей встречи предрешён. От меня ничего не останется. Всё же сижу тут и мандражирую.

Голова начала мерзко ныть. Я поморщилась. Видимо, поменяется погода. Ладно, и впрямь хватит на сегодня. Ещё добираться домой. По дороге и кофе можно выпить, и покурить. Второе — пока никто не видит.

Я выключила компьютер, закрыла окно, проверила, чтобы в кабинете не осталось ничего включённого. Бережённого бог бережёт. Это шеф может пооставлять всё на свете и умотать домой. Беспечность, знаете ли, хороша до первого возгорания.

Но я хоть и люблю зажигать, но явно не в собственном кабинете или квартире. Это уж чересчур. Поэтому все приборы — выключить. Послушайте тётю Ксюшу, не балуйтесь током и гуглом — будет вам счастье.

Накинув куртку, я подхватила сумочку и вышла из кабинета. Щелчок замка, в коридоре запах пластика, металла и яблочного средства для мытья. Жалко, придётся идти не через парадный вход, там ремонт. Бу на них. А вход красивый, кстати. Прямо красиво так по лестнице спускаешься, что ах.

Но сейчас там лучше не шастать. Того и гляди свалится что-то на голову. Поэтому надо идти через выход, который на стоянку.

Прогулка по коридору и лестнице меня не смущала, а вот смотреть на баснословно дорогие машины на стоянке порой как-то тоскливо. Нет, это всё правильно. Люди работают, люди получают. Правда, не все заслуженно, ну да ладно, не мне судить.

Просто есть у меня мечта о маленькой, хорошенькой маздочке. Красненькой. Чтобы сразу видели, что леди Вавель изволит рулить на работу.

Я тут же одёрнула себя. Что за глупости? Голод и усталость впрямь не способствуют нормальному восприятию мира. К тому же город-миллионник, красавица Пермь.

Спустившись на первый этаж, я свернула к выходу. Когда вышла — поняла, что погода решила сделать финт ушами и подарить пермякам красивый майский дождь. Оно, конечно, неплохо, но мокро. А взять любимый зонт с цветочками я сегодня не додумалась.

— Чудесно, — пробормотала, мрачно глядя на затянутое тучами небо. — А так хорошо было.

Откуда-то сбоку донесся смешок. Лебедев. Дьявол. Стоит не так уж близко, но, кажется, всё прекрасно слышал.

— Не любите дождь? — иронично поинтересовался он, пряча в карман телефон.

И улыбается же, гад, так, словно он этот самый дождь и заказал. Я тут же одёрнула себя. Что-то крыша совсем поехала. Если настроение испортилось, это не значит, что его надо сливать на первого попавшегося человека. Даже в мыслях. К тому же Лебедеву однозначно наплевать, дождь или солнце. Он-то явно сюда не пешком пришёл.

— Люблю, — неожиданно для себя ответила правду. — Но не сейчас.

Лебедев усмехнулся уголком губ.

— Далеко живёте?

Кратко, но деловито.

А это ему еще зачем? Хотя это и ослу понятно. Человек не лишён сочувствия. И просто вежливости.

— Пролетарка, — поборов желание ответить «ну… не так далеко», сказала я.

Далеко. Это дома понятие «недалеко» похоже на истину, а тут оно ну очень растяжимое.

— Вам везёт, — как ни в чем не бывало сообщил Лебедев. — По пути, могу подбросить.

Сказано как факт. Не то чтобы предложение, но в то же время реальный шанс.

Загрохотавший за пеленой туч гром только ускорил принятие решения:

— Везет тому, кого везут. Буду очень благодарна, Глеб Александрович.

И снова взгляд вскользь, от которого на мгновение перехватило дыхание.

— Идёмте.

Лебедев направился к стоявшему через пару машин белому «Лексусу».

Ну конечно. Мы же генеральный директор, на меньшее не согласны. Ещё и белый. Шикарнее не придумаешь. Машина под стать фамилии. Но красивая, зараза. Впрочем, Лебедева я прекрасно понимала. Такую зверюгу я бы сама ласкала и лелеяла. Ей и гараж дороже квартиры купить можно.

Лебедев обернулся, будто что-то хотел сказать. Но заметил моё выражение лица, и четко очерченные губы довольно улыбнулись.

— Да-да, мне он тоже нравится, — сказал, будто невзначай, и я почувствовал, как с ног до головы окатило жаркой волной, будто кто посмотрел в тайные мысли. — Садитесь, а то промокнете.

Не промокла. Водителем Лебедев оказался прекрасным. Вёл чутко и мягко, а ещё, что немаловажно — быстро. И просто сказочно повезло, что на улицах с движением порядок, не попали ни в одну пробку.

Зависть. Но и уважение. Вот без злого умысла.

Это я вспоминала уже дома, заложив руки за голову и глядя в потолок. Сон не шёл, несмотря на усталость. Что раздражало и немного пугало одновременно. Где-то вдали уже возник призрак адреналиновой паники. Когда знаешь, что проиграешь, но при этом стараешься этого не допустить.

Я прикрыла глаза. И не допущу. Может, хоть так оценят.

Пафосно мыслить мешала маска с экстрактом ромашки. Кожу лица настолько стягивала, что я буквально с каждой минутой ощущала, как молодею.

Эх, жалко, Загорулин может всё. Всё нехорошее. Если скажет «спасибо», будет уже здорово. А ещё отчаянно не стирался из памяти Лебедев. Я буквально кожей чувствовала его задумчивый взгляд, когда уже попрощалась и юркнула во внутренний дворик, чтобы срезать дорогу до дома.

Гендиректор «Фемиды» что-то задумал. Что — неясно. Оно, конечно, его личное дело, только от этого делается совсем не по себе, что плохо. Я уже не помнила, когда так реагировала и нервничала из-за заказчика. Почему?

Я вздохнула и повернулась на бок. А, к черту всё. Утро вечера мудренее, спать надо. Только до ванной доползти. Ибо если завтра протыняться весь день сонной лягушкой, тогда точно будет не до подозрительных взглядов и самоуверенных заказчиков. Но если сонной лягушкой с лицом мумии, это будет эпично.

Поэтому пришлось умываться.

Сон окутал вязко и тягуче, будто патока. Немного душно и невероятно сладко, как цветущая вишня на улицах. Состояние на зябкой грани между дремотой и бодрствованием. Когда понимаешь, что всё вокруг не настоящее, а проснуться не можешь.

Возле окна, во мраке комнаты, кто-то стоял. Неотрывно смотрел, внимательно, изучающе и… с голодом.

Внутри серым цветком раскрылся страх. С бордовой каймой по краям — предвкушением. Казалось, в комнате так тихо, что слышно дыхание стоящего у окна. И пошевелиться бы, но ничего не выходит. Словно что-то держит, оставляя беспомощной и беззащитной.

А потом на глаза лёг гладкий и прохладный шёлк, погружая в непроглядную тьму. Судорожный вдох, попытка унять захлестнувшую дрожь. Сон, только сон. Надо проснуться. Или…

Звук шагов. Ближе, ещё ближе. Прикосновение жестких пальцев к жилке, отчаянно бьющейся на шее. Дыхание на щеке, обжигающее, выметающее все мысли.

И не надо смотреть, чтобы понять: эти пальцы и ладони — сами по себе фетиш. К ним так и хочется прикоснуться губами, провести языком по линиям, ощущая терпко-солоноватый привкус кожи.

Подушечка большого пальца прошлась по скуле сверху вниз, переместилась на уголок губ. Я невольно вздрогнула, чуть прикусила нижнюю. Желание поднималось, разливалось по всему телу. Щекотало предчувствием опасности и неизвестности.

— Какая хорошая девочка, — с тихим смешком прошептали на ухо, и внизу всё сжалось.

Я знаю этот голос. Низкий, хрипловатый, с тембром как рычание довольного хищника. Отчаянно голодного, но умеющего сдерживаться при виде жертвы. От запаха кожи и парфюма голова закружилась.

Дёрнулась, но ощутила, как в руки что-то впивается. Такое… до ужаса похожее на верёвку. Что за? Связанные руки? Но почему ничего не чувствуется?

Горячая ладонь легла на живот, начала медленно-медленно спускаться, миллиметр за миллиметром. Я еле слышно охнул, но рот накрыли жёсткие губы, не давая свободно вздохнуть. Все мысли вмиг испарились. Чужой язык скользнул в рот, дотрагиваясь до зубов и неба. По телу пробежал электрический ток. Захотелось содрать повязку с глаз, но над ухом прозвучал смешок.

— Тихо-тихо. Не порть всё удовольствие. Мы только начали.

Губы снова обожгло поцелуем, долгим, прочувствованным, на грани, когда воздух уходит из лёгких и кажется, что можешь задохнуться.

Ладони бессовестно выглаживали тело везде, где могли дотянуться, разливая по коже нестерпимый жар. На ухо шептали всякие слова, от которых в реальности бы не знала, куда деться, а сейчас… хотелось слышать ещё.

— Какая ты красивая… — донесся выдох.

А потом птичий щебет раздался справа. И затрезвонил будильник.

С трудом вынырнув из горячки сна, я рвано выдохнула. Не открывая глаз, протянула руку и отключила будильник. Сволочь. В такой момент. А-а-а, сплошной недохват эротизма в моей жизни, раз уже такое снится.

Сон не хотел выпускать из своих объятий. Точнее, не сам сон, а тот, кто в нём был. Я провела ладонями по лицу, медленно села на кровати. Совсем дело плохо. Пусть я не видела лица, но слышала голос. И четко знала, кому он принадлежит.

Нельзя так. После того, что было ранее — нельзя. Забыть.

Я встала с кровати. Нужен холодный душ, немедленно. Организм явно не в восторге, что будильник приостановил на таком месте. Грусть и тоска.

После душа стало немного легче, а кофе с горочкой сливок, посыпанной орешками, вернул к жизни. Допивая напиток, я подозрительно глянула на небо. Вроде бы ясно. Зонтик с цветочками не понадобится. Только вот вчера тоже было… ясно. Поэтому, во избежание искушений проехаться на чьем-нибудь роскошном «Лексусе», стоит всё же стоит прихватить зонт. И сны не будут мучить.

Но в глубине души червячком закрутилось сомнение: всё не так просто.

Я помыла чашку и побежала собираться.