Глава 7

Дружба, какое ёмкое и в то же время пустое слово. Произношу его вновь и вновь, пробуя на вкус каждую букву, протягивая и распевая. Ничего. Бессмысленный набор букв. Как может слово, значение которого заключало в себе весь мир, обесцениться до нуля? Какой смысл быть другом того, для кого хочется стать целой вселенной? Выполнять функцию советчика, компаньона, мягкой удобной жилетки, зная, что это тот максимум, выше которого никогда не дотянуться. Если бы двадцать лет назад мне сказали о том, что дружба может стать проклятьем, я могла бы назвать говорившего ненормальным. Как стремительно меняются наши взгляды на жизнь и её аспекты. Достаточно было встретить Его, чтобы жизнь поменяла ориентиры.

Я всегда гордилась своим происхождением. С самого рождения несла национальную принадлежность с высоко поднятой головой. Несмотря на бедность нашего квартала, в душе я чувствовала себя гораздо богаче всех тех грингос, что тыкали своими деньгами нам в лицо. Они красовались на дорогих тачках и жили в огромных домах с бассейнами, размером больше нашего квартала. И, тем не менее, казались лишенными самого важного. Надежность и преданность - это то, о чем белые могут только мечтать. Но здесь, в мексиканском районе, несмотря на нищету, малообразованность и перестрелки, мы гораздо счастливее снобов, чей смысл жизни – пускать пыль в глаза.

Верить в величие своей нации, вопреки стереотипам, предрассудкам и чьим-либо доводам, - одновременно благословенье и проклятье. В первом случае, ты никогда не потеряешь веру в себя и свой народ. Во втором, твоя вера может ослепить, превратив в упрямца, не видящего слабых сторон. Я стала свидетелем множества примеров, когда окружающие люди действовали против своих интересов, руководствуясь слепой гордыней. В юности все мы с ног до головы напичканы принципами, твёрдо следуя им. Проходят годы, под гнетом всеобщего стремления к наживе, абсолютной безнравственности и жестокости от прежней бравады и упёртости остаётся лишь призрачная тень. Сложно жить в мире, где собственное благополучие дороже убеждений и веры. Так произошло и со мной. С годами я перестала быть настолько категоричной и начала принимать жизнь такой, какая она есть, не стремясь изменить мир.

Детство, проведенное в автомастерской, где перебирала двигатели вместе с отцом, до сих пор остается самым светлым временем жизни. Беззаботные игры среди сверстников, праздники, на которых присутствовали все соседи - всё это неотъемлемая часть моего счастливого взросления. Всегда находилась в окружении мексиканцев, неприязнь к белым укреплялась изо дня в день, превращаясь в патологическую ненависть. Любой гринго, оказавшийся на мексиканской территории, моментально изгонялся из наших мест. Таких смельчаков было совсем немного, не считая зарвавшихся копов, возомнивших себя превосходящей нас всех кастой. Как же я мечтала показать этим ничтожествам их место.

Наблюдая за отцом, изо дня в день выполняющим тяжелую работу, при этом каждым своим поступком демонстрирующим безумную любовь к маме и нам с сестрой, за его братьями, излучающими мужественность и силу в каждом движении и слове, считала мексиканцев эталоном мужественности. На их фоне белые смотрелись блеклым пятном. Они казались слабыми, малодушными, абсолютно не привлекательными и совершенно лишенными мужской искры, которой обладают мексиканцы. Их чрезмерное самолюбование и трусость вызывали лишь отвращение. Со временем моё отношение к белым не изменилось. Ко всем, кроме Него…

Нам было по тринадцать, когда на заднем дворе школы я впервые увидела гринго в окружении мексиканцев. Он чувствовал себя свободно, будто не являлся чужаком, случайно забредшим на вражескую территорию. Его бросающаяся в глаза уверенность раздражала. Этот мерзавец возомнил себя хозяином там, где ему совсем не место. Как сейчас помню охватившую меня злость, вызванную лишь взглядом на него. Но хуже всего казалось то, что никто из окружавших его мексиканцев, похоже, не разделяли моих эмоций. Они смеялись над его шутками, как если бы он был одним из нас. Не наблюдалось никакой агрессии со стороны ребят, абсолютное принятие. Гнев, взывающий к уничтожению наглеца, распирал изнутри от мнимого предательства, превращая белого парня в главного врага.

Самое ужасное последовало позже. На уроке математики этот самонадеянный гринго оказался за соседней партой. Я чувствовала себя грязной от пальцев ног до кончиков волос лишь от того, что находилась рядом с ним. Омерзение, с которым я приходила на математику, не могло сравниться ни с чем. Даже слизни вызывали больше приятных эмоций, чем он. Так продолжалось какое-то время. Я всё чаще замечала его среди наших ребят и непроизвольно наблюдала за ним издалека. Постепенно белый мальчик открывался для меня с неожиданных сторон. Впервые услышав, как он свободно разговаривает на испанском, замерла, будто получив доказательства существования Санты. Этот факт сразу же сделал этого гринго чуть более приятным в моих глазах и заставил присмотреться к нему. Он не был похож на высокомерных белых детей, задирающих нос, завидев одного из наших и игнорирующих в школе. Злость и решимость в глазах парня не сочеталась с ангельской внешностью. Каждое движение получалось резким. Всегда напряженные скулы, будто каждое мгновение он ожидал нападения. Я не понимала, почему этот мальчик такой сосредоточенный. Интерес к нему возрастал с каждым днем, размывая созданные обществом грани. Не помню, что натолкнуло первой завести с ним разговор, забыв о своей ненависти к белым. Но после этого шага с каждым днём наши диалоги становились всё глубже, а интерес к чужаку всё больше. Мне не пришлось долго узнавать, кто он и откуда. Практически все ребята из нашего квартала знали его старшего брата, о котором шептались даже взрослые. Время шло, а моя привязанность к этому озлобленному парню становилась все крепче. Он уже не был таким напряженным как прежде. Диего словно выдыхал в моём присутствии, его черты смягчались, на лице всё чаще появлялась улыбка. Тепло и надежность, сопровождающие его близость, тянули меня к нему. Незаметно мы практически перестали расставаться, несмотря на все протесты его амигос. Я могла бесконечно смотреть на Диего, когда он думал во время занятий, молча злился, дрался или когда дарил такие редкие для него улыбки. Больше ничего и не требовалось для счастья. Я просто хотела быть рядом с ним.

С каждым новым днём он раскрывался с новых сторон. Меня поражала настойчивость, с которой он умел добиваться своего. Диего всегда считал, что нет недостижимых целей. Есть только очень запутанные пути. И шел к желаемому, невзирая на препятствия.