Глава 4. Отголосок прошлого. Часть 1

Суета связанная с подготовкой к новогоднему танцевальному вечеру в «Доме Офицеров» оправдала себя в полной мере. Стоило войти в зал, как все взгляды оказались обращены к спутницам подполковника Вронского. Мужчины по достоинству оценили чувственную, женственную красоту Валентины, и нежную прелесть юной Анастасии. Женщины же не без зависти окидывали взглядом статные фигурки, и выгодно подчёркивающие все достоинства, но со вкусом без малейшего намека на вульгарность сшитые на заказ платья вновь вошедших. Николай Вронский с достоинством прошелся по залу. С правой стороны под ручку с ним, шествовала с королевской грацией жена, с левой – дочь. Они степенно раскланивались с многочисленными знакомыми. И вскоре остановились возле одной из колонн зала, откуда прекрасно просматривалось всё пространство и вход.

– Говорят сегодня прибывает сам генерал-лейтенант Свиридов, – подойдя к ним поближе, тихим шёпотом, «по секрету», сообщила жена майора Гыцко.

– Рад был бы повидать Романа Львовича, – учтиво улыбнулся даме Вронский, и та довольная тем что донесла «секрет» ещё до кого-то затерялась в толпе вновь прибывающих, где явно искала новую жертву. – Как думаешь… – взглянув на жену начал он, но пока подбирал слова, Валентина его опередила:

– Не надейся увидеть его здесь, – слова звучат мягко, улыбка скользит по губам, якобы мимолётный взгляд васильковых глаз внимательно изучает присутствующих. Валентина видела Свиридова только на фронтовой фотокарточке, но от мужа наслышана об этом человеке. Одно то, что младший лейтенант за пять лет дорос до майора, благодаря стараниям в те времена генерала Свиридова, уже о многом говорит. – Ты же знаешь эту Гуцко… сколько раз услышав что-то и не удосуживаясь дослушать до конца, она разносила по секрету новости совершенно не соответствующие истинному положению дел.

Подполковник лишь кивнул словам жены и тут же незаметно дернул за рукав стоящую рядом дочь. Девушка беззастенчиво разглядывала какого-то высокого, темноволосого юношу. И хуже всего было не то, что взгляды эти не остались незамеченными. Они были взаимны! И присутствующие кумушки уже тихо перешёптываясь косясь на молодых людей.

– Кто это? – проигнорировав требование отца, и так и не отрывая взора от лица молодого человека, Анастасия прильнула к матери.

– Не знаю, Настасья. Но не думаю, что стоит столь откровенно проявлять интерес. Где твоё достоинство? – всё также не снимая с лица улыбки, произнесла Валентина.

Для женщины, перенёсшей блокаду с малолетней дочерью на руках, и долгие годы пребывавшей в вечных тревогах о находящемся на передовой муже, Валентина на удивление хорошо сохранилась. К сорока годам, она выглядела не многим старше своей семнадцатилетней дочери и научилась играть роль этакой учтивой глупышки учительницы, которую никто не воспринимал всерьёз, что не раз помогало вычислить в окружении любимого мужа людей подлых и недальновидных.

Хотя… это была своеобразная маска-ширма для отвода мужниных глаз. Была у Валентины тайна, о которой не ведала ни одна живая душа. С детства она с легкостью читала мысли окружающих. Имел ли кто-нибудь в её роду такой же дар, женщина, ещё в двенадцать лет ставшаяся сиротой, не знала, но помогал он ей неоднократно. Вот только признаться мужу в том, что видит все его помыслы насквозь, она не решалась.

В этот момент подошла пожилая супружеская чета: майор в отставке с супругой.

– Валенька, вы как всегда прекрасны, – улыбнулись тонкие старушечьи губы.

– Благодарю, – улыбнулась Валентина, чувствующая что похвала сказана не для приличия, а от души. – Вы тоже очаровательны.

– Ах, вы мне льстите, – засмущалась пожилая женщина.

Собственно, какая она пожилая? Всего-то перевалило за пятьдесят, но в своё время она пошла за уже немолодым мужем на фронт, оба выжили, но далось им это нелегко: обоих по состоянию здоровья комиссовали, и они вернулись в блокадный Ленинград. Здесь в ту пору жизнь никого не баловала, и вот итог: сейчас им смело можно дать на вид все семьдесят. Но главное, несмотря на все тягости, сумели они сохранить теплое отношение друг другу, чем заслужили уважение, а порой и чёрную зависть окружающих.

– Роман Львович Свиридов с семьей приехал, вы же вроде вместе на фронте были? – подслеповато оглядывая зал, произнёс майор.

Валентина заметила, как в глазах мужа вспыхнули огоньки. Было видно, что ему не терпится повидаться с давним знакомым. В это время закончили поздравительную речь организаторы торжественного вечера и заиграл оркестр.

– Вместе… немного неправильно звучит, – тем временем ответил Вронский. – Я был никем, а он генерал! За-то какой генерал! За такого и с голыми руками на врага идти не зазорно было.

– Да. Слыхал. Справедливый мужик, – покивал каким-то своим мыслям майор. – Поговаривают он теперь где-то… – говорящий воздел очи и покрутив указательным пальцем, словно раскручивал на нём невидимое кольцо, имея ввиду то, что предмет разговора занял высокий пост. – В Москве, и чуть ли не при Кремле!

– Кто знает? Слухами земля полнится, – отмахнулся Вронский, – вот если действительно появится, там и узнаем. А вот… и он! – встрепенулся подполковник и помахал рукой невысокому крепко сложенному мужчине лет пятидесяти пяти, лицо того осветилось на удивление открытой, искренней улыбкой.

«Звезда танцплощадки» вырвалась из скопившейся вокруг него толпы, и начала деликатно прокладывать путь между танцующими парами по направлению к старому знакомцу. За ним следовала полноватая невысокая брюнетка лет сорока. Вронский извинился перед собеседниками и прихватив под ручку супругу, двинулся на встречу. Не по чину обнявшись, генерал-лейтенант крепкой хваткой взял Вронского за плечи и осмотрев с ног до головы, судя по всему остался доволен, вот только кинув взгляд на погоны укоризненно покачал головой:

– Что ж ты так? Пять лет прошло, а с майора только до подполковника?

– А к чему мне оно? – по-простому ответил Вронский.

– Всё тот же, – усмехнулся Свиридов. – А эта красавица, значит и есть та самая к которой ты так вернуться рвался? – его взгляд скользнул по ладной фигурке Валентины, но не вульгарно, а так словно он оценивал произошедшие изменения в своей дочери или младшей сестричке. – Что-то подсказывает мне, что и дочь у тебя завидная невеста, коль жена такая обаятельная женщина. Кстати, познакомьтесь, это Светлана Георгиевна, супружница моя, а там… – он окинул взглядом зал за своей спиной и разглядев среди танцующих того самого юнца, которого… захомутала-таки в танец дочь Вронского, Свиридов кивнул в его сторону и произнёс: – А этот оболтус мой сын – Антон.

Вронский представил жену, и растерялся. Он собирался отчитать дочь за своенравное поведение, но её избранником оказался сын человека, которому он был обязан очень многим. И что теперь делать? А вдруг тот жениться вот так вот сразу и не подумает? А люди-то уже шепчутся вовсю…

– Ну одно радует, – тем временем усмехнулся Роман Львович, – кажется отгулял своё мой оболтус. Ты глянь как он на вашу смотрит! Чует моё сердце, скоро сватов засылать придётся. Только надо б тебе хотя бы полковника дать, а то не дело это…

Уже и танцы в доме офицеров закончились, а товарищи всё не могли наговориться: поминали старое, делились новостями, коих за пять лет накопилось немало. Женщины быстро нашли общий язык, а про молодых и говорить не стоило, те вообще друг с друга глаз не сводили, чему оба главы семейства были даже рады. Чай не с чужими кем породниться если что придётся.

Вышли на улицу. Погода выдалась довольно теплая, безветренная. Днём выпал свежий снежок, украсив белыми шапками деревья в скверах. Машин на дорогах почти нет. Тихо. Спешат по своим делам редкие прохожие.

Свиридова возле входа в «Дом офицеров» ждала машина. Стоило генерал-лейтенанту выйти из здания, шофер тут же выскочил наружу и услужливо открыл пассажирскую дверь.

– Мы прогуляемся, пожалуй, – отмахнулся от парня Свиридов.

– Как скажете, – тихо отозвался тот и вновь нырнул на водительское место.

Тихо заурчал движок, и машина тронулась следуя на некотором расстоянии от неспешно прогуливающейся компании.

Так за разговорами прошли до угла Литейного и Невского, где заглянули погреться в работавший в столь позднее время ресторанчик. Разошлись далеко за полночь. Успев обменяться адресами и телефонами, и договорившись обязательно приезжать друг к другу в гости.

По прошествии пары месяцев Вронскому дали полковника. Всё складывалось наилучшим образом: младшее поколение жило от письма к письму, ожидая новостей, старшее радовалось вновь обретённой связи и открывшимся перспективам, а в канун праздника победы, новоиспечённый полковник получил приказ о переводе в Москву и приглашение от Свиридова отметить праздник у него.

Квартира Вронского превратилась в улей: до переезда осталось меньше месяца, а тут ещё и поездка от которой нельзя отказаться. Валентина не знала за что хвататься. Нелегко с насиженного места срываться, когда только-только жизнь наладилась. И перед высокопоставленным товарищем мужа лицом в грязь ударить не хотелось, а значит надо быть на высоте.

В последние недели перед отъездом Анастасия всё чаще стала пропадать по вечерам, порой задерживаясь где-то до глубокой ночи. Вронский дневавший и ночевавший в это время на работе ничего не замечал, а на все вопросы матери девушка ссылалась на необходимость подготовки к выпускным экзаменам в музыкальном училище.

Чемоданы собраны, Вронский с женой места себе не находят: до поезда два с половиной часа осталось, а Настасья ранним утром выскочила из дома, сказав, что забыла забрать платье у подружки, и до сих пор не вернулась. До вокзала рукой подать, но Валентина нервничала, да и Вронский тоже нервно мерял шагами кухню, нет-нет да поглядывая то в окно, то на отводящую взгляд жену.

«Что ему сказать, если спросит?» – ломала голову женщина. В последнее время ей не удавалось повидаться с дочерью. Та придёт поздно, закроется в своей комнате, и разговаривает через дверь. Валентина чувствовала, что творится что-то неладное, однако раньше она мужа нервировать не желала, надеялась, что всё само собой образуется, а теперь что-либо предпринимать было поздно. Куда ушла дочь? К какой из подружек? Да и к подружке ли вообще? А что будет если у неё роман? От этой мысли Валентине поплохело. Никогда не подводившее её чутьё, буквально орало: так и есть! И всё кончится плохо. Очень плохо.

За час до отправления, блудная дочь наконец-то заявилась домой и, как и всегда в последнее время заперлась в своей комнате.

– Настасья, ты поступаешь безответственно, – через дверь выговаривал ей Вронский. – Ты же знаешь, что мы уезжаем, что эта поездка очень важна для меня. Для всех нас! Где ты пропадала столько времени?

Девушка молчала в ответ, а отец, поглядывая на часы, чьи стрелки неумолимо приближались к минуте «Х», всё больше распалялся. Он кричал, извинялся, пытался выломать прочную дубовую дверь, умолял, но Анастасия оставалась глуха.

– Сделай же уже что-нибудь! – зашвырнув вглубь коридора форменную фуражку которую до того мял в руках, выкрикнул Вронский.

Валентина молча смотрела то на впервые повысившего на неё голос мужа, то на закрытую дверь, ведущую в спальню дочери, и не знала: что делать?

– Настя, девочка, – робко позвала она, не особо рассчитывая услышать ответ.

Из комнаты раздались всхлипы, и хриплый, сдавленный голос едва различимо произнёс:

– Я никуда не поеду.

– Что? – Вронский буквально взъярился услышав эти слова. – Что значит – ты никуда не поедешь? Кто вообще тебя спрашивать будет?..

Он что-то кричал ещё, но Валентина уже не слышала. Её сознание разрывалось, между мужем и дочерью, она не понимала, что движет Настасьей, но это нечто было очевидно довольно веским, если девушка оказала столь яростное сопротивление. Догадки одна страшней другой рождались в сознании. Женщина жалела, что не находится в одной комнате с дочерью и не может прочитать её мысли. Это расставило бы всё по местам, но та словно чувствовала, потому и избегала мать в последнее время.

Вронский в очередной раз взглянул на часы и испустил то ли вздох, то ли стон. До отправления оставалось двадцать минут. И тут дверь отворилась. Увидев Анастасию, Валентина вмиг узнала всё! Взгляд, словно надеясь на ошибку, скользнул по облачённой в мешковатое, свободного покроя платье фигуре дочери. Сознание отказывалось принимать истину. Панически искало выход. И нашло: мир перед глазами поплыл, его заволокло туманом, и сознание женщины растворилось в небытие. Глава семейства, едва успевший подхватить жену на руки, с укором взглянул на дочь.

– Ты видишь до чего мать довела? – устало произнёс он, понимая, что как минимум именно на этом поезде они никуда не едут.