Глава 6. Богдан

— Я так заикой стану, — осторожно обвинила она и отодвинулась от меня подальше, благо подоконник позволял. — Я подкупаю вашу собаку.

— И как, получается? — девушка развела руками, а я снова склонился, выглядывая на улицу. — Вельзевул, ешь.

Сосиски исчезли во мгновение ока, девушка вздохнула.

— Если они вдруг отравлены, — продолжил спокойно я, — я собственноручно откручу тебе голову.

Она спрыгнула с подоконника в комнату, попятилась от меня к дверям, чуть не снеся по дороге крошечный столик, который Ирма привезла из Франции.

— Зачем? — спросила она. — Зачем я вам нужна? Открутите голову мне сейчас, и делу конец!

— Это было бы слишком просто, — пожал плечами я.

— Тогда что вы от меня хотите? Секс? Я могу кричать и сопротивляться. Могу попытаться изобразить девственность. Черт побери, я могу отшлепать вас, если у вас совсем шарики за ролики заехали, или даже изобразить труп. Я не могу уже больше ждать непонятно чего, берите уже, что вам нужно!

— Это было бы слишком скучно, — улыбнулся я.

Глаза у неё карие, с яркими искрами. Кажется, что ими она может испепелить, но эмоции старается держать при себе. Её самообладание даже удивляет, хотя этой ночью, точнее уже на рассвете, она вновь спала в кресле.

— Как прикажете, господин, — сказала она и даже поклонилась.

Я проводил её взглядом, затем сел в кресло. Я сам не знал, как мне с ней поступить. Пока — только жду и смотрю. Только не ожидал, что все, что она сделает это побегает по мокрому парку и попытается подкупить собаку сосисками. Где она вообще нашла их, эти сосиски? С этой мыслью я направился на кухню.

Огромный дом требовал большого штата обслуги, но я не выносил присутствия чужих людей в своём жилище. По сути жила здесь только Агафья, той возможно и идти то некуда было, и ночевал дежурный человек из охраны. Теперь ещё девушка, Лиза… Приходящую прислугу я тоже не любил. Поэтому горничные, садовник, повар и прочие необходимые для моего комфорта люди жили в доме, который специально для этих целей построили глубоко в саду, за домом.

Сейчас на кухне была бессменная Агафья и повар, я не знал даже его имени, мне было достаточно того, что он отлично готовит. Оба напряглись — на кухню я ходить не любил.

— Сосиски, — спросил я. — Откуда у неё сосиски?

— Так и знала, — проворчала Агафья. — Что добром не кончится. Пропащая девка, говорю вам, не к добру это… гнали бы её прочь.

— А ещё сосиски остались? Сто лет не ел… с горчицей бы, на обед.

Повар кивнул, и вернулся к котлу, в котором пыхтело, томясь мясо. А Агафья все так оставить не могла. Подошла ко мне, чуть склонилась так, что её туго затянутый пучок прямо перед моими глазами и зашептала:

— Не кончится добром, помяни моё слово… Вас жизнь ничему не учит, а пора бы.

— Агафья..

— Я Ирме позвоню!

Я устало вздохнул — ещё мне здесь тётки не хватало.

— Выставлю, — пригрозил я. — Без выходного пособия.

Она меня не боялась, а меня вообще все боятся, даже смешно порой, и за одно это стоило уважать древнюю старуху. А ещё Ирма говорила, что её предки служили в нашем доме… не один я на нем помешан, чтобы моя тетя не говорила.

Я поднялся к себе. В висках нагнетала ноющая боль. Лекарства не помогут, поможет лишь сон, который сейчас кажется таким же далёким и невозможным, как покой и безнадежность. В офисе меня не ждали, я же планировал спать… в итоге я решил поступить просто и понятно — напиться. В одиночестве, разглядывая огонь в камине, мне так нравится огонь, что Ирму это пугало. Я восстановил каждый заваленный камин в этом доме.

Молчаливой тенью появилась девушка в форме, сервировала низкий столик. На нем сыр нескольких видов, виноград, словно я стал бы его есть, нарезанный ломтиками кусок печеного мяса. Агафья… она всегда старалась напичкать меня едой в такие моменты, словно наличие пищи в моем желудке сделает похмелье менее хреновым. Меня интересовал только пузатый графин с янтарной жидкостью. Сделал глоток — хорошо, но явно недостаточно. От камина пылало жаром, я стянул и отбросил рубашку. Я знал, что мой покой никто не нарушит и позволил себе расслабиться максимально.

К тому времени, как графин опустел на две трети в камине почти прогорели дрова. Я поднялся — поленница аккуратно сложена тут же. Забросил несколько поленьев. Присутствие девушки за своей спиной я почувствовал раньше, чем она произнесла первое слово, стиснул кулаки. Ярость, благодаря которой я имел такую репутацию булькала внутри, грозясь вырваться наружу. Я ненавижу, когда кто-то просто берет и входит ко мне без моего на то разрешения. Заставил себя досчитать до десяти, и только потом обернулся — не хватало ещё убить девчонку под горячую руку.

— Это поэтому вы меня купили? — спросила вторгнувшаяся на мою территорию девушка. — Потому что никто не спит с вами добровольно?

И указала на мои шрамы. Шторы были задернуты — от солнечного света голова болит ещё сильнее, но за моей спиной горящий камин, и я перед ней как на ладони. Я и все мои шрамы. Один, самый безобидный пересекал грудь по диагонали, некрасивый, багровый, пожалуй, с ним бы я ужился без проблем. Но вот остальные… те, что словно мозаикой покрывают весь мой правый бок, прихватывая и живот, и грудь, уходят на спину, я их ненавижу. Но не делаю ничего, чтобы от них избавиться. Это моя память, это своеобразная печать на моем теле. А девушка… она не имеет никакого права лезть не в свое дело.

— Ты просто моя покупка, — почти прорычал я, продираясь через боль, которая пульсировала в висках. — Я могу просто убить тебя сейчас и никто, понимаешь, вообще никто и слова мне не скажет…

Я шагнул к ней, и вот именно сейчас она впервые по настоящему меня испугалась. Её страх был таким сладким, что казалось, на мгновение даже облегчил мою боль. Но… лишь на мгновение. Я наклонился, подхватил графин и выпил прямо из него. Капля алкоголя скатилась по горлу, на грудь, а потом вниз по шраму, словно это специально пробуренный в моём теле канал для неё.



— Иди сюда, — сказал я девушке. — Если пришла, то иди сюда.

Она шагнула назад, и правильно сделала, я бы на её месте вообще бежал прочь со всех ног. Но правда в том, что бежать ей некуда, даже огромный дом не в силах ее спрятать. Мне даже жаль её, бедную, загнанную мышь. Но сейчас она перешла все допустимые границы, границы, которые поставил ей я. Головная боль грозила просто меня уничтожить, я не мог с ней бороться, она просила сна, но все, что я мог ей дать — алкоголь или кровь, боль была бы рада и тому и другому…

В дверях тёмной фигурой маячит охранник. Он прошляпил девочку. Ей было позволено шарахаться по дому, я сам дал такое распоряжение, так как просто интересно было, что она сделает, как поступит. Но… не в мои комнаты. Никому не позволено видеть меня настолько обнаженным, и дело не в шрамах, плевать на них, я к ним привык. Только камин и литр виски могут лицезреть то, на сколько я слаб. Насколько слабым я позволяю себе бывать… И девочку, которая называет себя Лизой хочется растоптать.

Отмахиваюсь от охранника — нечего защищать меня от девчонки, смешно… Подхожу к ней ближе. Она замерла. Обхватываю пальцами её горло, чувствую, как дико пульсирует венка под моей ладонью. Нет, я не буду её убивать, не сейчас, не за тем я её купил…вынуждаю девушку упасть на колени, а затем падаю и сам — спасибо алкоголю и головной боли. Так и стоим на коленях, напротив друг друга, дверь за охранником закрылась, оставив нас вдвоём. Я смертельно устал, и не хочу уже ничего, даже виски — опрокинувшийся графин расплескал своё содержимое по ковру и теперь по комнате плывёт резкий запах. Я хочу только спать.

— У вас голова болит, — вдруг говорит она. — Сильно. Это не простая мигрень, правда?

— Ты…

Мне хочется её ударить, даже не для того, чтобы ей больно стало, а просто, чтобы перестала уже говорить, снова начала меня бояться.

— Не сражайтесь с собой, — шепчет девушка еле слышно.

А потом легонько касается моего лба пальцами. Они прохладные, особенно в контрасте с жарко натопленной комнатой. Они… приносят облегчение. Когда Лиза отстраняется, мне хочется просто схватить её руку и снова прижать к своему лбу. Но она понимает сама, и прикладывает к моим вискам уже обе ладони. Наверное, смешно выглядит со стороны, стоим на коленях, я держу её за горло, а она меня за голову… Только не видит никто.

— Ложитесь, — просит она.

Я отпускаю её горло и ложусь прямо на ковёр. Она рядом, её ладонь на моем лбу. Мне легче, мне и правда легче. Сознание кружится, то ли алкоголь тому виной, то ли наконец сон… Всё же, сон. Плохо только одно, то, что она видит меня слабым. Черкеса, мать вашу! Слабым, как беспомощный младенец, засыпающий на ковре, который пахнет элитным виски.

— Я не уйду, — обещает она.

Куда бы она ушла, за дверью — охрана.

— Потом я тебя убью, — говорю я, и наконец закрываю глаза, проваливаясь в сон. — Вот проснусь и непременно убью..