Глава 4

Встреча сразу приобретает неформальный характер, так что здесь я оказалась явно не для собеседования. В принципе, мы бы глупо выглядели, если бы начали говорить о моем опыте работы, личностных и профессиональных качествах, делая вид, что у нас нет общего прошлого. Да такого прошлого, что могло бы стать отличным сюжетом для известной передачи или серии статей. Но сейчас мне драма с примесью других жанров не нужна. У меня дети, поэтому мне нужна стабильность и уверенность в завтрашнем дне.

Между лопатками начинает гореть — смотрит на меня, но не в глаза. Можно бы было подумать, что Роману стыдно за прошлое, но я уверена: это не так. Если ему хватило наглости пригласить меня сюда, то чувство стыда этому человеку точно не знакомо.

Я подхожу ближе к панорамному окну и сама поворачиваюсь. Дистанцию увеличила — уже легче.

— Зачем я здесь? — спрашиваю с нажимом.

Пусть не пытается прикрыться работой. Если ничего за эти годы не изменилось, то у Романа претендентов из знакомых на одно место будет десять.

— А почему ты нервничаешь? — удивляется он, присматриваясь ко мне так, словно ищет ошибку в программном коде.

Хотелось бы что-нибудь колкое сказать в ответ, но на ум ничего не приходит, потому что мысли мои сейчас только об одном. О том, о чем Роман не должен узнать. Он лишился этого права, когда оставил меня разгребать проблемы, которые же сам и создал. Но какой смысл сейчас винить его, ворошить прошлое? Своя рубаха, конечно, ближе к телу.

— Если мы будем перебрасываться вопросами, то я, пожалуй, пойду, — вздыхаю, дав понять, что этот разговор бесполезен и ни к чему не приведет. — У меня ещё дел много.

— Юля, Юля, — Роман качает головой, подходя ко мне. — А как же собеседование? Хотя я готов и без него предложить тебе работу. Я не забыл о твоих знаниях, навыках, умениях. Это выглядит так страстно, когда ты работаешь пальчиками…

Меня в жар бросает. И ведь понимаю, что он говорит о клавиатуре, о моих знаниях и умениях в рабочей сфере, но… Ещё и так близко подходит, что я даже задерживаю дыхание.

— Я ухожу, — произношу твердо, а сама стою на месте.

Черт, хотела же убедиться, что я здесь не из-за детей, что Роман о них ничего не знает.

— Так и не узнав, зачем ты здесь? — улыбается он мне своей самой очаровательной улыбкой, и ямочки на щеках особенно выделяются.

Как долго меня мучили эти самые ямочки ночами. Я просыпалась в противоречивых чувствах, не понимая, то ли от злости на себя, потому что не могу выкинуть из головы его образ, то ли на Романа, потому что проник в меня он слишком глубоко.

— Ты не спешишь отвечать на вопрос, — напоминаю я. — Но работать на тебя я не стану, не после… В общем, не буду.

Не собиралась же его ни в чем обвинять. Какой в этом смысл сейчас? Смысла нет, как и рациональности. А у Романа совершенно нет чувства вины. Наверное, будь на моем месте другая женщина, разнесла бы этот офис к чертовой бабушке и выцарапала глаза этому бессовестному человеку. Но это в то же время значит, что ничто не забыто, что он не забыт, все ещё вызывает эмоции. А я хочу быть равнодушной. Только пока ни черта не получается.

— Я действительно хотел предложить тебе работу, — наконец Роман даёт понятный ответ.

Только вот я ему ни капельки не верю. Если бы хотел предложить место, то позвонил бы сам, а не нагнетал таинственности. Да и он прекрасно понимал, что я откажусь, причем в очень грубой форме.

Роман делает ещё шаг ко мне, а за моей спиной только окно. Между нашими телами совсем не та дистанция, которая должна быть между потенциальным работодателем и работником.

— Ты нарушаешь мои личные границы, — вкладываю в это предложение весь официоз, на который способна.

Кажется, звучит не очень, потому что Роман усмехается и притягивает меня к себе за талию.

— Какие высокопарные слова, — замечает он едва ли не мне в губы. — Я думал, ты скажешь: «Отойди, козел, который испортил мне жизнь».

— Отойди, козел, который испортил мне жизнь, — повторяю, упирая руки ему в грудь. — И который ведёт себя так, будто у него амнезия.

Боже, дай мне сил. Пока о детях ни слова. Значит, не знает? Или прощупывает почву? Это он умеет. Заманивать в свои сети, играть с жертвой, оплетать своей паутиной. Он полная противоположность сложившемуся стереотипу о программистах. Роману бы в политики с его коммуникативными и мапуляторскими навыками.

Почему мы не видим это в людях сразу? Почему надо пройти через огонь, воду и медные трубы, прежде чем увидеть очевидное?

— Если бы мне отшибло память, я был бы не против влюбиться в тебя снова, — Роман даже не шевелится под моим напором.

Его дыхание на моем лице, его запах щекочет нос, его прикосновения напористые и требовательные. И я не должна на это реагировать, потому что Роман мне безразличен! Хотя по-хорошему стоило его ненавидеть…

— Ты не влюбляешься, ты пользуешься, — тихо говорю. — И отпусти меня наконец! — теперь повышаю голос.

Да он одним своим присутствием вытягивает из меня все то, что я давно похоронила на самом дне и даже присыпала солью своих слез, чтобы не дало ростки.

— Я тебя позвал, потому что соскучился, — Роман произносит эти слова мне почти в губы, и меня это окончательно отрезвляет.

Вот так? Четыре года лил по мне слезы в подушку, а потом вспомнил, что меня же можно найти, и для этого основал бизнес? Он меня, что ли, полной дурой считает?

Насколько хватает замаха при таком расстоянии между нами, заношу руку и бью Романа ладонью по щеке.

— Не скажу, что было приятно повидаться, — резко выделяю каждое слово, наконец отталкивая его. — Не смей больше приближаться ко мне.

И тем более к детям… Но это я, конечно, не произношу вслух. Зря я думала, что смогу хоть намек получить, знает он или нет. Играть в такое я не умею. И, видимо, это ещё один врождённый навык, отточенный до совершенства. Дьявол уволится там, где Роман преподает.

— Юля, стой! — он хватает меня за запястье, когда я делаю несколько шагов к двери. — Если бы я мог рассказать, что тогда произошло и почему мне пришлось уехать…

А вот сейчас он говорит вполне серьезно, даже интонация меняется. Если бы… Не придумал красивую легенду? Может, подсказать человеку, хотя и у него с воображением все в порядке.

— Но ты двойной агент, который работает на ФСБ, и это секретная информация, — подсказываю я, неожиданно развеселившись.

Так, судя по всему, у меня сейчас начнется истерика, а вот это сейчас совершенно ни к чему.

Да не хочу я ничего слушать! Ни ложь, ни правду. Четыре года тишины — и он решил со мной поговорить, но ничего при этом сказать не может.

Селектор на столе разрывается, но Роман на него не реагирует, хотя там явно что-то срочное, иначе бы секретарша не стала названивать так настойчиво.

— Юля, ты смотришь много сериалов, — в глазах Романа опять появляются смешинки, ненадолго его хватило, чтобы побыть серьезным.

— Отпусти, — киваю на руку.

Слишком много у нас тактильного контакта — это плохо. Роман разжимает пальцы, причем очень вовремя, потому что секретарша, уставшая звонить, на этот раз ломится в кабинет. Едва постучав, открывает дверь и с паникой в глазах сообщает:

— Роман Викторович, ради бога, извините. Но там ваша жена звонит, что-то очень срочно, говорит, мобильный у вас отключен.

Что ж… Ответьте, Роман Викторович, жене, а меня больше не беспокойте…