Глава 1. Стася

Лето в этом году капризное. То палящая жара несколько дней, то проливной дождь.

Неудивительно, что у бабушки разболелись суставы, поэтому я в одиночестве и иду к затоке за кувшинками.

Бабуля говорит, что каждое растение должно быть сорвано в определенный момент и определенным способом, иначе целебные свойства могут растеряться. А она уж в этом разбирается. Не зря к ней вся деревня за помощью бегает, да еще и из соседних приезжают, даже до города молва докатилась. Только бабушка помогает не всем, кого-то сразу отправляет восвояси, сколько бы денег не предлагали.

Я дохожу до хлипкого мостика через речку и слышу за спиной рев мотоцикла. Оборачиваюсь и улыбаюсь, чувствуя, как меня заполняет счастье.

Митенька…

– Стаська! – кричит он, прибавляя газу.

Я остаюсь на месте и зажмуриваюсь, то ли от яркого солнца, то ли от мимолетного испуга. Митя едет ко мне слишком быстро, поднимая пыль и распугивая лягушек. Ну вот зачем так гонять?

– Ты куда торопишься? – с улыбкой спрашиваю я, когда Митя тормозит рядом.

Делаю шаг с мостика и оказываюсь в объятиях любимого... От него пахнет молоком. Нежно и тонко. Люблю молоко... Значит, Митя только что от мамки.

– Жениться на тебе тороплюсь, – отвечает жених и лезет целоваться.

А я сперва оглядываюсь, а потом позволяю любимому запечатлеть поцелуй на моих губах. Но Мите мало, он сильно прижимает меня к себе и пытается целоваться глубже. Даже грубо. Я отстраняюсь, пытаясь сохранить улыбку на лице.

– Ну что ты? – недовольно бурчит он.

– Скоро свадьба, после и нацелуемся.

– Господи, Стаська, я прям тебе умиляюсь, мы в каком веке живем? Целоваться и... хм, не только уже давно не обязательно только после свадьбы.

– Я только так! – капризно стою я на своем.

Да, Митька давно намекает, в последнее время все чаще даже просит. О близости... но меня так воспитала бабушка.

Его лицо разглаживается, и он говорит:

– Мне по делам надо, а вечером к тебе зайду.

Я киваю и, глядя под ноги, аккуратно ступаю по бревенчатой переправе, слыша, как звук мотора теперь удаляется.

До затоки дохожу за минут десять. Сбрасываю обувь и, снова опасливо оглядываясь, задираю подол сарафана. Завязываю его высоко на бедрах и ступаю в воду. Теплая. Иду к месту, где виднеются желтые бутоны. Ногам становится холоднее.

Стоячая вода в затоке прогрелась, но, чем дальше увязают ноги в илистом дне, тем сильнее мерзнут.

А здесь глубоко. Сарафан все же намокает, когда я оказываюсь возле цветков. Срываю их так, как и учила бабушка. Бережно, с нежностью, как будто извиняясь. Капризное растение – с ним надо быть любезным.

Девять штук. Ни больше, ни меньше. В хлопковую ткань плотно укутываю стебли, цветки оставляю непокрытыми.

Как и наказала бабушка.

Теперь надо быстрее донести их до дома.

Иду, трепетно прижимая кулек. Мокрый сарафан противно липнет к ногам. Я ускоряю шаг и на ходу тереблю подол, чтобы побыстрей высох.

Спустя пять минут моего пути справа начинает виднеться крыша молочной фермы, от которой Митя и приехал. На ферме работает мама моего жениха. Да даже не работает, а уже как пять лет руководит. Красивая она женщина, статная. Только не улыбчивая. Даже с сыном, я молчу уж про себя. Такое ощущение, что ей никто не нравится. Однако новость о нашей свадьбе Любовь Николаевну вроде как обрадовала. Во всяком случае она не противилась и начала планировать торжество. Ровно через месяц... Эх! Осталось совсем немного подождать.

Дойдя до ветвистой ивы, я решаю свернуть, чтобы сократить путь. И вскоре выхожу на небольшой асфальтированный пятачок, на котором расположился магазин. Супермаркет, не так давно его построили, прошлым летом. И теперь здесь стало шумно.

Вот даже сейчас у магазина много машин. Причем не наших, деревенских, а явно городских. Машины блестящие, даже колеса, большие и, видимо, дорогие. Митя как-то играючи учил меня узнавать марки по их значку, но я только мерседес запомнила. И лишь потому, что эта марка – предел мечтаний моего жениха. Пока же он ездит на новеньком мотоцикле, его Митьке мама подарила на день рождения.

Магазин обхожу, вглядываясь в большие и темные окна. Так забавно следить за своим отражением... а вот что там, внутри, не видно. Свернув еще раз, я выхожу на главную улицу родной деревни. Два ряда различных домов, какие-то новее, какие-то уже ветхие и перекошенные. Но самый ветхий дом здесь, пожалуй, наш. И стоит он в самом конце улицы.

Дохожу до нашего забора, открываю не запертую калитку – и вот я и дома. Бабушка сидит на веранде, перебирая на столе высушенную траву.

– А, вернулась? – улыбается бабушка. Я протягиваю ей кувшинки. Она внимательно их разглядывает и удовлетворенно кивает. – Молодец, спасибо.

– Что-то еще нужно?

Бабушка машет рукой, мол, ничего, и я сажусь рядом.

Внимательно наблюдаю за тем, как бабушка обрабатывает кувшинки: лепестки в одну сторону, стебли в другую, сердцевины в третью. Руки в морщинах, но делают все ловко. Я перевожу взгляд на лицо бабушки – тоже морщины. Но они совсем не портят. И такие родные уже... А потом вдруг замираю, замечая, как серебрятся в солнечном свете бабушкины волосы. Такая она у меня старенькая уже, что с каждым днем страшнее...

Страшно остаться одной.

– Митька заезжал, – сообщает бабушка.

– Мы виделись, – киваю я в ответ.

Тут же улыбаюсь, вспоминая наш с ним поцелуй. И, наверное, делаю это так чересчур довольно... Бабушка с усмешкой качает головой и спрашивает:

– Все-таки выйдешь за него?

– Выйду.

– Хорошо подумала?

Я молча киваю.

– А любишь?

Этот бабушкин вопрос заставляет меня нахмуриться. Странно же, что она такое спрашивает! Как я могу выйти за того, кого не люблю?

Наша с Митькой любовь еще в детстве началась. Играли мы у их дома, там Митькин отец детскую площадку построил: качели, песочница, да и дорога там ровная, я на велосипеде каталась. А Митька меня с него столкнул. А потом его папа раны мне обрабатывал и поучал сына – девочек нельзя обижать, их защищать надо... Эх, царствие небесное Петру Андреевичу, помню, в тот год по осени его и схоронили...

Но с тех пор Митька меня защищает. Меня никто до этого, кроме бабушки, не защищал. Не опекал, не заботился... Как тут не любить?

– Через месяц свадьба, - напоминаю я. - И она обязательно состоится.

– Большая уже. Но чувствую, не твоя любовь Митька, – она грозит мне пальчиком и добавляет: – Ладно, шишки набьешь – умнее, может, станешь, Станиславка.

Я глажу бабушку по руке. Потом встаю, обнимаю за плечи и предлагаю:

– Может, чай поставить?

– Мне кофе. Давление низкое...

День пролетает быстро. За хозяйственными делами, да и летом счет времени особо не замечаешь: кур накорми, грядки прополи, воды натаскай. Да и ужин я помогла бабушке приготовить. А после него пришел Митька.

Бабушка отпускает меня. И мы идем по деревне, держась за руки. И я уже не стесняюсь этого, по-моему, все в округе знают о наших планах на будущее.

Будущее... Да, я хочу, чтобы оно было таким: счастливая семья, дети. Я была лишена этого – большой и настоящей семьи. Родители погибли, когда мне исполнился годик. Я их и не знаю. Только по фотографиям, которые бабушка бережно хранит.

И жить я хочу здесь. Мама Мити обещала помочь и к осени устроить на свою ферму. Другой приличной работы поблизости нет. А в городе неудобно. Да и куда я там устроюсь без образования? Учиться дальше не пошла. Школу только закончила, потому что пошла поздно, в восемь лет. Болела я много в детстве. Но бабушка выходила, и теперь моему здоровью и космонавт позавидует.

Мы с Митькой доходим до речки и садимся у кромки воды на большой корень дерева. Смотрим вдаль, на то, как последние лучики солнца ласкают безмятежную гладь воды... Романтика! Я кладу голову Мите на плечо, а он, погладив меня по щеке, устраивает вдруг свою руку на моей коленке. И плавно проводит ладонью вверх, задирая подол платья. Наглаживает мои бедра, подцепляя пальцами каемку трусиков. Другая рука Мити оказывается на груди и сильно сжимает. Дыхание жениха при этом становится частым и громким. Меня это немного пугает. А его прикосновения, слегка нервные и немного грубые, вызывают у меня мурашки. Такие холодные и колючие.

– Что ты делаешь? – тихо спрашиваю я.

– Пристаю, – неожиданно честно отвечает Митя.

– Не надо, – прошу я, поправляя ткань платья. Накрываю им ноги и слегка отстраняюсь от жениха.

– Стаська, ну ты чего? – возмущается Митя. – Мы ж жених и невеста.

– Но не муж и жена.

– Так через месяц станем... А сейчас... Я так тебя хочу, – улыбается он, берет меня за руку и кладет ее на свой пах. Ладонью я чувствую уплотнение в его штанах... и резко убираю руку. Вскакиваю, как ошпаренная, с места и, отшагнув, обнимаю себя за плечи.

Головой я понимаю, что этого не избежать. Это естественно, даже необходимо в семейной жизни. И это случится. Обязательно. Но не сейчас. Бабушка не то чтобы запрещает, но просит не торопиться. И я бы могла, но... я боюсь и почему-то сама не хочу. Говорят, это больно. Вон, Натаха рассказывала: и в первый раз и во второй ей было больно. Да и в третий особого удовольствия она не испытала. Подруга вообще считает, что... занятие любовью приятно только мужчинам. Мне не у кого про это спросить. Не у бабушки же? А других близких подруг нет. Так что оттягиваю я все до последнего. Пусть все будет традиционно, и я буду уверена, что делаю это с любимым мужем.

– Ты меня любишь? – спрашиваю я, не оборачиваясь.

– Конечно, люблю! – тут же получаю ответ, и через секунду теплые руки обнимают меня сзади.

– Тогда ты подождешь до свадьбы.

Руки перестают обнимать. Я слышу вдох и выдох разочарования, а потом Митя произносит:

– Что ж, подожду.