Пролог

Голова вскипает. Чем дальше, тем хлеще. Мне нужно снять это напряжение, что сковало все тело.

Подраться. Потрахаться.

А я Кристину по городу выискиваю. Как Шерлок, гребанный, Холмс.

Всех знакомых Ахмедова подняли. Заебался выслушивать, что ему не до этого. Ничего. Потерпит. Мою жену ищем, а не черт знает кого.

Я не раз его уже выручал, помогал, как и чем мог, пусть теперь и он впряжется. Много я не прошу.

Да и ему надо практиковаться, чтобы должников своих искать.

Мысль о том, что и Ломоносов будет искать Кристину, я отметаю как ненужную.

Уж этот хрен не будет из-за бабы левой против нашей семьи идти, если хочет здесь работать, конечно.

И спокойно ночами спать или жить, в принципе.

Прочесали все. Вокзалы, аэропорты. Поставили людей. Влезли везде, где можно и нельзя.

И что выясняется.

Вместо того, чтобы греть мою постель, Кристина прислуживает бомжам и бездельникам в богадельне.

Вот здесь я мало того, что ахринел, меня это взбесило не на шутку.

Я не против них, но пусть их дерьмо кто-то другой убирает. А моя женщина не будет марать в этом нежные руки.

И то, что она там, то, что она опять слиняла, только злит. Выводит на ненужные эмоции. Мрачные. Запретные.

Хотел же нежно, трепетно. Я бы на руках ее носил, пылиночки сдувал.

Заботиться хотел. Дура!

А она ушла от меня возиться с дерьмом. Неужели жизнь там кажется лучше, чем со мной?

Три дня на ногах, по всем богадельням, больницам и церквям.

Не выспавшись, не евши нормальной еды. А про звонки от родителей и помощника я молчу.

Бегаю за бабой.

Найду Кристину, прикую к себе наручниками, высплюсь и вот тогда начну разбираться с делами.

А еще трахну и ребенка ей сделаю, потому что довела. До трясучки. Потому что в ее забитой молитвами головушке никогда не возникнет и мысли об аборте.

А так появится еще один рычаг контроля, пока она не придет к окончательному выводу, что ей от меня никуда не деться.

Я тоже могу быть жестоким, и порой мои действия могут показаться неординарными или неправильными.

Но я же по-хорошему хотел, а она обманула и сбежала.

Я же не железный и хорошим терпением никогда не славился.

Устало тру глаза возле очередной больницы с крестом на крыше и выхожу из тачки, на слепящее солнце.

Если ее не будет и здесь, объявлю международный розыск.

Скажу, что украла у меня десять штук и убить пыталась.

И пусть попробует отвертеться. Не получится, всю жизнь будет мне расплачиваться.

Толкаю калитку, быстро оглядывая пустое пространство, и вдруг в спокойной тишине слышу истошный крик.

Меня как водой ледяной обливают. Смотрю вправо, а там возле входа священник к стене кого-то прижал.

То ли бьет, то ли насилует.

Блять!

— Руслан, — зовет меня один из помощников Ахмедова, которого мне дали в помощь. — Полицию вызываем?

— И скорую! — а то ведь и убить могу гада. Кого бы он там не тискал.

Последнее для мужика дело — бабу насильно трахать. Не можешь уложить добровольно, иди подрочи.

Подбегаю, рукой хватаю ткань рясы и тяну на себя, отшвыривая ублюдка от девушки.

А потом в лицо бледное, залитое слезами.

Кристина. Нашел.

Ох… Она стоит, вытирая лицо и ошалело на меня смотрит. Задыхается. За грудь держится, придерживая рванную кофту.

Вот же блядство.

Я оборачиваюсь.

Ломоносов, сука!!!

Как он нашел ее раньше? Возможно в нашей команде крыса.

Понимаю, что гнев начинает душить, грудную клетку сжимает, не даёт воздуха втянуть. Перед глазами пелена красная. А в висках стучит кровь.

Бум. Бум. Бум.

— Руслан, — чувствую прохладные пальцы на руке, но уже не вижу ничего кроме темного пятна, что растет и ухмыляется.

И в мозгу только одна установка. Уничтожить. Разорвать. Вырвать руки, что касались. Вырвать член и в рот грязный запихать, что встал на мое!

Мое, блять!

— Не жена она тебе, — усмехается пятно и меня больше нет.

Есть Зверь, что кидается на ублюдка, который посмел тронуть. Прикоснуться. Испугать.

Кулак разбивается о скулу, а его об мои ребра.

— А раз не жена, то и поиграть можно.

Его слова подливают масла в огонь, что и так разгорелся с неистовой силой. Контролировать себя невозможно.

— Закрой рот, — мой рык ничего для него не значит. И я бросаюсь коброй снова.

Ломаю уроду нос. Бью коленом в пах. А он как псих, только смеется с окровавленным лицом и меня заваливает наземь.

Наносит такие же жесткие удары, но мне плавать, я привык.

Тяжелый, мать твою, но я группируюсь, смотрю в сторону опять убежавшей Кристины.

Блять! Нашла время!

Этот хмырь пытается придушить, сильно сжимая горло. Хватаю камень с земли и рассекаю в кровь лицо Ломоносова. Спихиваю с себя.

Не хотел по-хорошему. Теперь в тюрьме гнить будет.

А в мозгу так и стучит: Убить. Убить. Убить!

Но эта тварь будет жить и мучиться, вспоминать меня, как страшный сон. Знать, что чужих баб трогать нельзя.

Хватаю его за шкварник и острой кромкой камня приставляю к горлу. Давлю, пока не вижу выступившую кровь и не слышу его писк.

Не было бы свидетелей, им бы и разорвал глотку. И если бы не хотел со своей скорей разобраться. Ему, считай, повезло, а то бы кони двинул прямо здесь.

— Ты сдохнешь в тюрьме за то, что тронул ее, гнида!

Мало мне было его крови, что застелила все лицо негодяя.

Хочу видеть, как он корчится от боли и начнёт умолять.

Но он лишь ядовито ухмыляется, выводя меня из себя с новой силой.

Я замахиваюсь, чтобы сделать окончательный удар и покончить с ним. Но как раз в этот момент к нам бегут парни в форме.

— Зато теперь я знаю, что бродит в ее головушке, — шепчет он, давясь слюнями с кровью. — Давно хотел себе такую игрушку. На вид невинную, но гнилую внутри.

Меня прошибает волной злобы черной. Камень в руке почти трещит, и я вновь замахиваюсь.

— Что тут у вас. Руслан Измаилов, отпустите оружие! — говорит строго один из полицейских. — Вы и так достаточно помогли.

Я бы помог, избавив общество от этого извращенца, что любит женщин пытать и насиловать.

Если бы я не успел... Даже страшно думать о том, в каком положении оказалась Кристина. Я мог потерять ее навсегда.

Она бы стала жертвой насилия и тогда бы точно никогда не приняла меня. Не смогла бы с этим жить, ведь она такая нежная и беззащитная, что скулы сводит.

— Забирайте, я за женой, — кидаю камень, еще раз глянув на лысого урода.

— Еще увидимся!

Как приговор. А обещания я привык исполнять. Ломоносов перешёл все границы дозволенного, тронув девушку.

Мою без пяти минут жену, будущую мать наших детей!

Сука.

Срываюсь с места, выплевывая на ходу сгустки крови.

Бегу к двухэтажному зданию, чувствуя, как по венам разгоняется адреналин.

Злость ещё бьется в голове, не давая думать разумно.

Посмей только сбежать, милая.

Посмей только еще раз соврать мне в лицо.

Лучше я тебя сам убью, чем отпущу еще раз. А после сдохну и я, потому что жизнь без неё уже не вижу.

— Где! — ору я во всю глотку вахтеру, так что тот со стула грохается. Дрожит. По сторонам смотрит.

Он глазами хлопает, но все понимает.

— Комната двадцать два, — сглатывая, выговаривает он и указывает направление.

Замечательно, сейчас мы разберёмся с беглянкой, что чуть две жизни своими выходками не поломала.

Шагаю громко, чтобы слышала, что неминуемое возмездие идёт за ней.

Раздуваю ноздри, пытаясь носом учуять свое, и поворачиваюсь в сторону нужной комнаты.

Мой топот вряд ли можно не услышать. Подхожу к двери. Пытаюсь успокоиться.

Вдох – выдох.

Сука… Не получается. Гнев душит. Почти убивает человеческое. Стучу. Ради приличия. И кто бы сомневался. Не открывает. Набираю воздуха, чтобы позвать. Но выдыхаю. И резким ударом ноги выбиваю хлипкую дверь. Два шага. Что за… Никого.

Кровать заправлена. Вещей нет. И только окно на распашку. И ветер вперемешку с солнцем в лицо бросается и шторки колыхаться заставляет. Подхожу ближе.

Неужели старик обманул?

Да, не… Перед страхом смерти не обманывают. Выглядываю в окно и вдыхаю знакомый запах лавандового мыла. Голова вправо и судорожный вдох. Вот же дрянь! — Не страшно? — спрашиваю Кристину, что стоит на карнизе и балансирует на грани жизни и смерти. Она качает головой и вся дрожит. Ну что за баба неуемная. Высовываюсь и двумя руками под колени хватаю. — За плечи. Крепко, — с рыком и лучше не смотреть вниз.

А если бы упала? А если бы шею сломала? До сих пор не поняла, что она для меня значит. До сих пор не поняла, что не сбежать? Втаскиваю ее в комнату и иду закрывать двери. — Что ты... — голос дрожит. Сумку к себе прижимает. — Что ты делаешь? А я стягиваю промокшую от пота футболку. Начинаю расстегивать ремень. Сам удивляюсь, как мне удается делать это спокойно. В паху горит от предвкушения.

Хотел ведь нежно! Хотел осторожно к себе приучать! — Руслан! — Раздевайся! — Зачем?! — Раздевайся, пока не порвал все. — Я не понимаю, — ее начинает трясти, а зубы стучать. — Руслан, пожалуйста… Но я не поддаюсь. Снимаю брюки и остаюсь в трусах.

Взгляд на голые ступни. — Раздевайся, Кристина. Беременной делать буду, чтобы больше не сбежала...